13.11.2008 в 19:11
Пишет Miss_N:Маркиз де Сад и Революция. Часть 1. читать дальше
"Вы утверждаете, что мой образ мыслей не может быть одобрен. Но мне-то что до этого? Тот, кто намеревается мыслить так, как хотят от него другие, поистине сумасшедший. Мой образ мыслей - это плод моих размышлений, он порожден моим образом жизни, моей природой. И я не в состоянии его изменить; если бы я это сделал, это был бы уже не я. Сей образ мыслей, столь вас во мне возмущающий, является единственным моим утешением; он облегчает мои страдания в тюрьме, доставляет мне все радости существования, и я дорожу им больше, чем собственной жизнью. Не мой образ мыслей делает меня несчастным, а образ мыслей других людей".
Маркиз де Сад
(Письмо к мадам де Сад)
Пролог
Это был знатный сеньор, который лучшие годы своей жизни провел в тюрьме. Когда его первый раз отправили в темницу за жестокое обращение с проституткой и "святотатство", ему было двадцать три года. Общество смотрело на него как на дикаря; его посадили на сворку и приставили к нему полицейских, словом, согласно его собственному выражению, старались превратить в "животное из зверинца".
Он познакомился с тюрьмами Людовика XV и Людовика XVI, с тюрьмами Революции и Империи. Дважды он совершал побег, и каждый раз его вновь сажали; потом он больше не предпринимал попыток бежать - то ли случай не подворачивался, то ли усталость одолела. В целом он просидел за решеткой более четверти века.
Запирая его в клетку, судьи хотели помешать ему приносить вред, иначе говоря, проявлять неукротимую сторону своей натуры. В тридцать два года он был заочно приговорен к смерти, и его чучело публично сожгли. Судебные процедуры и тюремные застенки должны были приручить его, образумить или хотя бы внушить некоторую осмотрительность. Муж, отец троих детей, он охотно рассуждал о своем стремлении исправиться, однако стоило ему оказаться на свободе, как он тут же предавался разгулу страстей. В ответ на очередные скандалы семья его жены добилась королевского указа о тюремном заточении на неограниченный срок. Когда его лишили свободы, а его сексуальная мощь - в основном по причине возраста - пошла на убыль, он взял реванш в сфере духа, и пером своим нагромоздил такое количество преступлений, что оно затмило все совершенные им проступки.
Сначала его осудили за неистовый разврат; потом его осудили за его сочинения. Он был подобен вулкану: так или иначе, но силы, бурливние в нем, во что бы то ни стало должны были разрушить сдерживавшую их оболочку и фонтаном взмыть к небу, запятнав его своими брызгами. "Неукротимое создание..." - так охарактеризовал его комендант Бастилии де Лонэ в докладной записек, составленной в июле месяце 1789 г.
(...) Импульсы, толкавшие его преступать законы, были столь мощны, что, несмотря на все страдания, побуждали его жить, ибо происходили они именно от чрезмерного жизнелюбия. Они властвовали над ним даже в несчастьях, и всегда находили для себя отдушину. Я вспоминаю те растения, что среди камней пробиваются к свету: маркиз де Сад был из их породы, он умудрялся процветать в любой дыре. В конце жизни, когда возраст его перевалил за семьдесят, а сам он был заключен в шарантонскую лечебницу, он, похоже, почти сумел перебороть свою судьбу. Запертый вместе с душевнобольными - хотя полагают, что он сам таковым все же не был, - он пользовался режимом наибольшего багоприятствования: ставил спектакли, принимал свою постоянную любовницу и развлекался с девицей, едва вышедшей из детского возраста.
(...) Тюрьмы гнусные, страшные, отвратительные, унизительные, доводящие до отчаяния, тюрьмы, которые он никогда не покидает надолго, и которые, не сумев перемолоть его своими жерновами, погружают его, изнемогающего, в "дурман старости", в результате чего он приобретает "землистый цвет лица", ибо с середины жизни и до самой смерти большую часть времени он проводит именно в тюрьме.
Однако была одна тюрьма, одна единственная, на которую он не жаловался, где он не страдал, лишившись свободы, где он даже неплохо развлекался и не преставал писать, хотя шедевры его на первый взгляд и кажутся ядовитыми плодами ужаса тюремных застенков. Речь идет о Пикпюсе, заведении, именуемом "домом исцеления и заключения"; постояльцем его маркиз стал в 1794 г. В письме к своему нотариусу, некоему Гофриди, которому он отвел неблаговидную роль своего доверенного лица, Сад пишет о Пикпюсе как о "земном рае":
"Прекрасный дом, великолепный сад, избранное общество, любезные дамы..."
Однако в то время, когда он содержался в Пикпюсе, во Франции свирепствовал кровавый Террор.
Маркиз де Сад. Часть 2.читать дальше
13 марта 1790 г. Учредительное собрание проголосовало за декрет, отменяющий действие королевских приказов о заточении в тюрьму без суда и следствия; спустя две недели Сад вышел на свободу. Он покинул Шарантон в мрачный дождливый день, без денег, в одной ратиновой куртке, «не имея даже приличных штанов»; на свободе он сразу же узнал, что супруга его, верно служившая ему все последние годы, не желает больше его видеть. Мадам де Сад, урожденная Монтрей, не только выставила супруга за дверь, но и потребовала скорейшего оформления развода; сама же она удалилась в монастырь Сент-Ор, где намеревалась начать спокойную размеренную жизнь, так как полагала, что полностью выполнила все свои обязательства.
Представьте себе мужчину пятидесяти лет, с которым его собственные дети предпочитают не знаться, не имеющего никаких связей (многие дворяне уже отправились в изгнание) и в буквальном смысле выброшенного на мостовую, прямо в самый центр взметнувшегося революционного моря.
Трудно узнать в нем элегантного маркиза, являвшегося в бордель в сером жемчужном фраке, с тросточкой в руке и шпагой на боку. (…)
Но несмотря на возраст, тучность, расстроенное здоровье, он по-прежнему выглядит аристократом, полагает своей обязанностью быть очаровательным. Не знаю, правильное ли я выбрал определение, но Сад, без сомнения, имеет и еще будет иметь успех, причем у обоих полов. Развод еще не оформлен, а он уже с головой окунулся в очередной любовный роман и начинает жить «одним хозяйством» с хорошенькой женщиной на двадцать лет моложе его.
Мадемуазель Флора, бывшая актриса варьете, дает в своих «Мемуарах» подробный портрет Сада. «Маленькие, но блестящие глаза, - пишет она, - были скрыты под выдающимися надбровными дугами, украшенными густыми бровями; когда он щурился, белки не были видны вовсе, и глаза становились похожими на глаза кошки…» У толстого маркиза не только глаза были кошачьими – у него было девять жизней, мастерское умение скрывать под бархатной лапкой когти хищника, талант танцевать на крышах и, упав, всегда (почти) приземляться на ноги.
Он получает развод на совершенно невыгодных для себя условиях: его обязуют возместить бывшей супруге ее приданое (он женился из соображений выгоды); лакей обворовывает его, галопирующая инфляция превращает в ничто платежи арендаторов, а на часть платежей и вовсе накладывается арест, его замок Лакост подвергается разграблению его же крестьянами, а сам он, как представитель старинного дворянского рода, состоящего в родстве (через мать) с принцами Конде, родственниками короля, заносится революционным правительством в списки «подозрительных». Однако Сад выгибает спину, ощеривается, избегает столкновения с прокурорами Фонаря и проскальзывает между препятствиями, возведенными на его пути жизнью и Историей. Сумев снискать расположение революционеров, он обустраивается в особняке своей любовницы. Годы, проведенные в Бастилии, окружают его неким ореолом славы: он именует себя жертвой деспотизма и даже мучеником свободы. Он начинает носить буржуазное платье и отказывается от дворянской частицы «де». Он проявляет необычайную активность и регулярно является на собрания секции Пик, членом которой состоит Робеспьер. За его красивый почерк неграмотные санкюлоты делают его секретарем секции, а вскоре избирают ее председателем: «Меня повысили в звании!» Интересно, носит ли он священный для каждого санкюлота красный колпак? Он пишет петиции в Конвент, составляет речи, вносит предложения, инспектирует больницы, устанавливает отношения, становится присяжным революционного трибунала… Бывший маркиз прекрасно приспосабливается к ситуации; пока мир вокруг него рушится, он неплохо обустраивается в новых условиях, словно никогда и не знал иной жизни.
Чем он занимается в те немногие часы, которые Республика отводит ему на отдых? Он ходит по театрам – во-первых, потому, что любит театр и актрис, а во-вторых, потому что ему хочется увидеть поставленными на сцене свои собственные многочисленные пьесы. В основном пьесы его встречают отказ; тем не менее, две из них все же принимаются к постановке, одна из которых, «Граф Окстьерн» даже удостаивается краткой хвалебной заметке в «Мониторе». (…)
И все же 8 декабря 1793 г. подписан приказ об аресте гражданина Сада (или Десада), «родившегося в Париже, литератора, проживающего на улице Ферм-де-Матюрен, в доме под номером 87».
Отрывки из книги : С. Брамли. Сад. Террор в будуаре. - М, 2003, стр. стр. 5-10, 13-16
"Вы утверждаете, что мой образ мыслей не может быть одобрен. Но мне-то что до этого? Тот, кто намеревается мыслить так, как хотят от него другие, поистине сумасшедший. Мой образ мыслей - это плод моих размышлений, он порожден моим образом жизни, моей природой. И я не в состоянии его изменить; если бы я это сделал, это был бы уже не я. Сей образ мыслей, столь вас во мне возмущающий, является единственным моим утешением; он облегчает мои страдания в тюрьме, доставляет мне все радости существования, и я дорожу им больше, чем собственной жизнью. Не мой образ мыслей делает меня несчастным, а образ мыслей других людей".
Маркиз де Сад
(Письмо к мадам де Сад)
Пролог
Это был знатный сеньор, который лучшие годы своей жизни провел в тюрьме. Когда его первый раз отправили в темницу за жестокое обращение с проституткой и "святотатство", ему было двадцать три года. Общество смотрело на него как на дикаря; его посадили на сворку и приставили к нему полицейских, словом, согласно его собственному выражению, старались превратить в "животное из зверинца".
Он познакомился с тюрьмами Людовика XV и Людовика XVI, с тюрьмами Революции и Империи. Дважды он совершал побег, и каждый раз его вновь сажали; потом он больше не предпринимал попыток бежать - то ли случай не подворачивался, то ли усталость одолела. В целом он просидел за решеткой более четверти века.
Запирая его в клетку, судьи хотели помешать ему приносить вред, иначе говоря, проявлять неукротимую сторону своей натуры. В тридцать два года он был заочно приговорен к смерти, и его чучело публично сожгли. Судебные процедуры и тюремные застенки должны были приручить его, образумить или хотя бы внушить некоторую осмотрительность. Муж, отец троих детей, он охотно рассуждал о своем стремлении исправиться, однако стоило ему оказаться на свободе, как он тут же предавался разгулу страстей. В ответ на очередные скандалы семья его жены добилась королевского указа о тюремном заточении на неограниченный срок. Когда его лишили свободы, а его сексуальная мощь - в основном по причине возраста - пошла на убыль, он взял реванш в сфере духа, и пером своим нагромоздил такое количество преступлений, что оно затмило все совершенные им проступки.
Сначала его осудили за неистовый разврат; потом его осудили за его сочинения. Он был подобен вулкану: так или иначе, но силы, бурливние в нем, во что бы то ни стало должны были разрушить сдерживавшую их оболочку и фонтаном взмыть к небу, запятнав его своими брызгами. "Неукротимое создание..." - так охарактеризовал его комендант Бастилии де Лонэ в докладной записек, составленной в июле месяце 1789 г.
(...) Импульсы, толкавшие его преступать законы, были столь мощны, что, несмотря на все страдания, побуждали его жить, ибо происходили они именно от чрезмерного жизнелюбия. Они властвовали над ним даже в несчастьях, и всегда находили для себя отдушину. Я вспоминаю те растения, что среди камней пробиваются к свету: маркиз де Сад был из их породы, он умудрялся процветать в любой дыре. В конце жизни, когда возраст его перевалил за семьдесят, а сам он был заключен в шарантонскую лечебницу, он, похоже, почти сумел перебороть свою судьбу. Запертый вместе с душевнобольными - хотя полагают, что он сам таковым все же не был, - он пользовался режимом наибольшего багоприятствования: ставил спектакли, принимал свою постоянную любовницу и развлекался с девицей, едва вышедшей из детского возраста.
(...) Тюрьмы гнусные, страшные, отвратительные, унизительные, доводящие до отчаяния, тюрьмы, которые он никогда не покидает надолго, и которые, не сумев перемолоть его своими жерновами, погружают его, изнемогающего, в "дурман старости", в результате чего он приобретает "землистый цвет лица", ибо с середины жизни и до самой смерти большую часть времени он проводит именно в тюрьме.
Однако была одна тюрьма, одна единственная, на которую он не жаловался, где он не страдал, лишившись свободы, где он даже неплохо развлекался и не преставал писать, хотя шедевры его на первый взгляд и кажутся ядовитыми плодами ужаса тюремных застенков. Речь идет о Пикпюсе, заведении, именуемом "домом исцеления и заключения"; постояльцем его маркиз стал в 1794 г. В письме к своему нотариусу, некоему Гофриди, которому он отвел неблаговидную роль своего доверенного лица, Сад пишет о Пикпюсе как о "земном рае":
"Прекрасный дом, великолепный сад, избранное общество, любезные дамы..."
Однако в то время, когда он содержался в Пикпюсе, во Франции свирепствовал кровавый Террор.
Маркиз де Сад. Часть 2.читать дальше
13 марта 1790 г. Учредительное собрание проголосовало за декрет, отменяющий действие королевских приказов о заточении в тюрьму без суда и следствия; спустя две недели Сад вышел на свободу. Он покинул Шарантон в мрачный дождливый день, без денег, в одной ратиновой куртке, «не имея даже приличных штанов»; на свободе он сразу же узнал, что супруга его, верно служившая ему все последние годы, не желает больше его видеть. Мадам де Сад, урожденная Монтрей, не только выставила супруга за дверь, но и потребовала скорейшего оформления развода; сама же она удалилась в монастырь Сент-Ор, где намеревалась начать спокойную размеренную жизнь, так как полагала, что полностью выполнила все свои обязательства.
Представьте себе мужчину пятидесяти лет, с которым его собственные дети предпочитают не знаться, не имеющего никаких связей (многие дворяне уже отправились в изгнание) и в буквальном смысле выброшенного на мостовую, прямо в самый центр взметнувшегося революционного моря.
Трудно узнать в нем элегантного маркиза, являвшегося в бордель в сером жемчужном фраке, с тросточкой в руке и шпагой на боку. (…)
Но несмотря на возраст, тучность, расстроенное здоровье, он по-прежнему выглядит аристократом, полагает своей обязанностью быть очаровательным. Не знаю, правильное ли я выбрал определение, но Сад, без сомнения, имеет и еще будет иметь успех, причем у обоих полов. Развод еще не оформлен, а он уже с головой окунулся в очередной любовный роман и начинает жить «одним хозяйством» с хорошенькой женщиной на двадцать лет моложе его.
Мадемуазель Флора, бывшая актриса варьете, дает в своих «Мемуарах» подробный портрет Сада. «Маленькие, но блестящие глаза, - пишет она, - были скрыты под выдающимися надбровными дугами, украшенными густыми бровями; когда он щурился, белки не были видны вовсе, и глаза становились похожими на глаза кошки…» У толстого маркиза не только глаза были кошачьими – у него было девять жизней, мастерское умение скрывать под бархатной лапкой когти хищника, талант танцевать на крышах и, упав, всегда (почти) приземляться на ноги.
Он получает развод на совершенно невыгодных для себя условиях: его обязуют возместить бывшей супруге ее приданое (он женился из соображений выгоды); лакей обворовывает его, галопирующая инфляция превращает в ничто платежи арендаторов, а на часть платежей и вовсе накладывается арест, его замок Лакост подвергается разграблению его же крестьянами, а сам он, как представитель старинного дворянского рода, состоящего в родстве (через мать) с принцами Конде, родственниками короля, заносится революционным правительством в списки «подозрительных». Однако Сад выгибает спину, ощеривается, избегает столкновения с прокурорами Фонаря и проскальзывает между препятствиями, возведенными на его пути жизнью и Историей. Сумев снискать расположение революционеров, он обустраивается в особняке своей любовницы. Годы, проведенные в Бастилии, окружают его неким ореолом славы: он именует себя жертвой деспотизма и даже мучеником свободы. Он начинает носить буржуазное платье и отказывается от дворянской частицы «де». Он проявляет необычайную активность и регулярно является на собрания секции Пик, членом которой состоит Робеспьер. За его красивый почерк неграмотные санкюлоты делают его секретарем секции, а вскоре избирают ее председателем: «Меня повысили в звании!» Интересно, носит ли он священный для каждого санкюлота красный колпак? Он пишет петиции в Конвент, составляет речи, вносит предложения, инспектирует больницы, устанавливает отношения, становится присяжным революционного трибунала… Бывший маркиз прекрасно приспосабливается к ситуации; пока мир вокруг него рушится, он неплохо обустраивается в новых условиях, словно никогда и не знал иной жизни.
Чем он занимается в те немногие часы, которые Республика отводит ему на отдых? Он ходит по театрам – во-первых, потому, что любит театр и актрис, а во-вторых, потому что ему хочется увидеть поставленными на сцене свои собственные многочисленные пьесы. В основном пьесы его встречают отказ; тем не менее, две из них все же принимаются к постановке, одна из которых, «Граф Окстьерн» даже удостаивается краткой хвалебной заметке в «Мониторе». (…)
И все же 8 декабря 1793 г. подписан приказ об аресте гражданина Сада (или Десада), «родившегося в Париже, литератора, проживающего на улице Ферм-де-Матюрен, в доме под номером 87».
Отрывки из книги : С. Брамли. Сад. Террор в будуаре. - М, 2003, стр. стр. 5-10, 13-16
@темы: литература
-
-
15.11.2008 в 20:22-
-
15.11.2008 в 21:51По этой книге еще снят фильм с Даниелем Отэем в роли маркиза. Но книга много интереснее
-
-
15.11.2008 в 21:55-
-
15.11.2008 в 21:59Надо будет обязательно почитать первоисточник!
-
-
15.11.2008 в 22:27Мне даже показалось, что Даниэль Отой там всё время озирался, типа "И что я здесь делаю, в этом кине?"