[тереза-с-севера]

Из английской википедии.Ничего, что на английском? Я не нашла перевода.Когда Бастилия была захвачена во время Французской революции и разрушена в июлt 1789, многие политические либералы в Британии праздновали это. Кольридж, тогда еще учившийся в школе, в частности,склонялся к радикальным взглядам и впоследствии становился все более и более радикалом, хотя его взгляды во "Взятии Бастилии", более умерены. Хотя поэма была сочинена вслед за взятием Бастилии, она не публиковалась до 1834 г.
......
What tho’ through many a groaning age
Was felt thy keen suspicious rage,
Yet Freedom rous’d by fierce Disdain
Has wildly broke thy triple chain,
And like the storm which Earth’s deep entrails hide,
At length has burst its way and spread the ruins wide.(lines 5–10)
....вторая и третья строфа отсутствуют.
Четвертая строфа.
I see, I see! glad Liberty succeed
With every patriot virtue in her train!
And mark yon peasant’s raptur’d eyes;
Secure he views his harvests rise;
No fetter vile the mind shall know,
And Eloquence shall fearless glow.
Yes! Liberty the soul of Life shall reign,
Shall throb in every pulse, shall flow thro’ every vein! (lines 42–50)
Поэт затем просит премьер министра помочь освободить Бельгию от контроля Австрии...
And still, as erst, let favour’d Britain be
First ever of the first and freest of the free! (lines 59–60)

@темы: литература, романтизм

---

Картина Джеймса Норткота "Въезд Ричарда и Болингброка в Лондон" (1793))

[tes3m]

Шекспир, "Ричард II", (акт V, сцена 2).

В 2011 году (отсюда).
К сожалению, я не нашла хорошего изображения самой картины, а не гравюр с нее.

НОРТКОТ (Northcote) Джеймс (1746-1831) — английский портретист, художник исторического жанра, ученик, помощник и биограф Рейнолдса. Годы с 1777 по 1780 провел в Риме, в 1781 поселился в Лондоне. В Риме у него зародилась тяга к картинам на исторические сюжеты, но его опыт в этом жанре, как свидетельствуют работы для Шекспировской галереи Бойделла*, оказался неудачен. Как портретист он был малоуспешным последователем Рейнолдса. Больше славы ему принес писательский труд; на артистической сцене Норткот выступал в роли живого комментатора. "Мемуары сэра Джошуа Рейнолдса" (1813, дополненное издание 1815) являются его главной публикацией.
Путеводитель по искусству под редакцией Яна Чилверса. М. 2002.

Джеймс Норткот. Портрет выпускника школы (предположительно, Итона). 1770-е.Отсюда.
*БОЙДЕЛЛ (Boydell), Джон (1719— 1804) — английский гравер и печатник. В 1740-х нажил состояние, издавая гравюры с видами Англии и Уэллса, которые делал сам по своим же собственным рисункам. Позднее стал издавать также работы других граверов, которые продавал и за границу, способствуя распространснию славы английских художников и граверов. В 1790 был лорд-мэром Лондона. Самое честолюбивое его предприятие — прославленная Шекспировская галерея: начиная с 1786 он заказывает у крупнейших художников (в том числе таких, как Фюсли, Рейнолдс, Ромни) 162 картины маслом, иллюстрирующие пьесы Шекспира; все
они были выставлены в специально построенной для этого галерее на ПэллМэлл, которая открылась в 1789. Гравюры по этим картинам были изданы в виде иллюстраций к девятитомному изданию Шекспира в 1802, отдельным сборником — в 1803. Бойделл надеялся таким образом способствовать созданию "великой национальной школы *исторической живописи" и собирался завещать коллекцию государству, но во время войн с Францией он понес большие убытки и вскоре после его смерти в 1804 коллекция была распродана на аукционе.
Путеводитель по искусству под редакцией Яна Чилверса. М. 2002.

@темы: живопись, предромантизм

---

Беранже. Красный человечек. Перевод Антокольского

[тереза-с-севера]

Тьфу, болтун, не дури!
Я старуха, конечно. простая,
Во дворе Тьюлири
Сорок лет уже пыль подметаю.
Видно, богу грешна, -
Просыпаюсь от сна,
Посмотрела , а в пламени свечек
Этот красный стоит человечек
Боже, читать дальшеправый, молю,
Помоги королю!
А случалось не раз,
Только ночь подойдет, тут как тут он,
Рыж, горбат. косоглаз,
Нос загнулся крючком,
Пляшет, скачет бочком,
Хриплым голосом воет, хохочет,
Во дворцах перемены пророчит...
Боже правый. молю,
Помоги королю!
В девяносто втором
Он впервые пришел и при этом
Из дворцовых хором
Приказал убираться Капетам,
Поднял красный колпак,
Об стол стукнул вот так,
Аж дыханье в груди моей сперло,
"Марсельезу" орет во все горло.
Боже. правый, молю,
Помоги королю
Подметала я, - глядь,
Он по желобу лезет к примеру.
Чтоб меня испугать
Напророчил конец Робеспьеру.
Весь напудрен, завит,
Принял набожный вид,
Сам смеется над саном духовным
Существом заклинает Верховным.
Боже. правый, молю,
Помоги королю.
Хоть террор отшумел,
Да церковные свечи не меркнут,
Он вернуться посмел,
Говорит, императора свергнут!
И султан казака
Вдел в дыру козырька,
И солдатскую песню лихую,
Затянул под волынку глухую.
Боже, правый, молю,
Помоги королю!
Так запомни и верь,
Что дождемся мы гостя ночного!
В ту же самую дверь
Третью ночью он является снова,
Продолжает игру,
Словно певчий в хору,
И к земле пригибается низко
В черной шляпе своей иезуитской...
Боже, правый. молю,
Помоги королю.

@темы: стихи, литература

---

[тереза-с-севера]

Это рецензия на книгу о Станиславе Пшибышевской. A Life of Solitude: A Biographical Study with Selected Letters of Stanislawa Przybyszewska By Jadwiga Kosicka and Daniel Gerould. Evanston, IL. Northwestern University Press. 1989. xvii + 247 pages. Hardcover. Index, maps, illustrations. $12.95.
Автор.Janet G. Tucker. Перевод мой. Оригинал здесь.www.ruf.rice.edu/~sarmatia/499/kosicka.html
Биография Ядвиги Козинской и Даниэля Героулда польского драматурга двадцатого столетия Станиславы Пшибышевской это долгожданное рассмотрение давно пренебрегаемой литературной деятельницы. Издание расширено картами Польши, хронологией жизни Пшибышевской, семейным древом Пшибышевской, приблизительно четверть книги посвящена короткой жизни Пшибышевской, оставшаяся часть содержит ее избранные письма.
Козинская и Героурлд снабжают читателя биографическими данными, выводя эстетический талант Пшибышевской от ее матери артистки Аниели Пажек и ее знаменитого и талантливого отца, писателя Станислава Пшибышевского, важной фигуры в польской литературе, который был одним из основателей движения Молодая Польша. Пшибышевский имел европейскую репутацию, он вел беспутную жизнь в кругу, где встречался с Блэком Пиглетом и который включал Эдварда Мунка, Августа Стриндберга и поэта Ричарда Демеля. Он был приверженцем сатанизма, заметным своим диким пьянством, двумя женитьбами и связями, заканчивающимися внебрачными детьми в добавок к законным.Пшибышевская, которую отец признал запоздало, была первой.
Их отношения всегда были закомплексованными и беспокойными. Всю ее жизнь отец представлял собой резонатор, с которым Пшибышевская чувствовала себя вынужденной сравниваться, и она неохотно к нему приближалась. Это после того, как она увиделась со своим отцом — тогда ей исполнилось восемнадцать — она приняла свое окончательное решение стать писательницей.
Ничто не подчеркивает попытки Пшибышевской завести отношения со своим нерадивым отцом так остро, как намеки на возможные кровосмесительные отношения между ними и на тот факт, что это ее родной отец, вскоре после того, как ей исполнилось двадцать, приучил ее к морфию, который убил ее к тридцати четырем годам.
Она провела свои детские годы во Львове, а позднее в Париже, в обществе нежной матери, которая умерла, когда Пшибышевской было всего одиннадцать. Пшибышевская переехала в Цюрих, Вену и, наконец, Краков, где она обучалась в учительском институте и подружилась с Юлией Барановской, с которой позднее переписывалась. В 1919 г. она обновила свои связи с отцом, которого она не видела с 1907 г. Хорошо зная о его значительной, хоть и двусмысленной славе в Польше, Пшибышевская была настроена непреклонно получить имя и себе.
Она рано проявила тенденции к эиоциональной неустойчивости и предпрочитала одиночество, которое будет доминировать весь остатоК ее жизни. Ее единственная значимая попытка соединиться с внешнем миром был брак к с другим морфинистом, художником Яном Паненкски, которая закончилась с его смертью от передозировки в 1927 г. Теперь сама по себе но все же обращаясь к другим, родственникам и друзьям, для физического и эмоционального выживания, Пшибышевская погрузилась в свой основной интерес: Великую Французскую революцию. Она посвятила себя двум драмам "Термидор" (первоначально написанный на немецком языке в 1925) и "Делом Дантона", начатом в 1928. Последняя пользуется долей популярности и успеха на сцене спустя десятилетия после ее смерти. Она была так погружена в эту тему, что даже датировала многие свои личные письма по революционному календарю. Ее наиболее существенным вкладом, возможно, была переписка, которую Косика и Героуд привели в качестве иллюстративного материала, чтобы оживить ее биографию. В издании есть полезный список ее адресатов. Письма датируются с 1914 до последнего, написанного незадолго до ее смерти. Многие из них так и не были отправлены. Они представляют собой дневник, запись ее стремительного падения. Письма на имя родственников. друзей, общественных деятелей Польши и таких известных западных фигур, как Жорж Бернанос и Томас Манн , которому она направила две последние записки в настоящем сборнике. Пшибышевская часто сетует на крайнюю нищету и просит о помощи, ликует от осознания своего блеска, возмущается отсутствием литературного признания. Она написала изрядную дозу своих писем Елене Барлинской, сестре своей матери, рассказывая. о том, что она читает (Метерлинк, книги Нусбаума по дарвиновской зоологии, Овидия), об интеллектуальных достижениях в области математики и о физических успехах. Юношеский энтузиазм скоро сменяется депрессией, как в письме от 6 6 января 1924 года, где Пшибышевская признается,что живет в состоянии постоянной депрессии и апатии" (с.80).
Посвятив себя писательскому делу, и будучи не в состоянии, даже не желая, браться за любую работу, которая казалась ей ниже ее достоинства, Пшибышевская с двадцати лет боролась с бедностью. Вполне естественно, что в конце концов она стала просить денег, а тем человеком, которому она посылала свои письма о помощи, была преданная ей тетя. Уже к 1924 г. мы видим, как кольцо саморазрушения начинает смыкаться вокруг нее. Она не только в депрессии и одинока, она в отчаянии. Спасите меня, если сможете, умоляет она Елену Барлинскую, у меня нет другого выхода, кроме как обратиться к вам
Два письма, с которыми она обратилась к своему отцу в 1927, не содержат такого требования, вместо этого она сосредоточилась на своих увлечениях. Она обсуждает международную сцену и литературу от Бернаноса и Гюисманса, до Ильи Эренбурга, и заключает их мольбой, чтобы он читал и комментировал ее работы. В своих посланиях к Антони Слонимскому, Пшибышевская снова осуждает зло международных событий. «(Мы) живем в чудовищном веке, чудовищном мире, мы и сами монстры», но она, кажется, объединяет их с Большим Террором. Вместе с ее депрессией и чувством отчуждения, Пшибышевская погружается в атмосферу Великой Французской Революции так сильно, что это наводит на мысль, что морфий и психическое заболевание начинают играть свою роль. Она особенно фокусируется на Робеспьере, своем герое. «У меня есть невозмутимая уверенность, что я понимаю Робеспьера лучше, чем кто-либо из тех, чьи работы мне известны" (с. 142) Он гениальный лидер». Сегодня, отмечает она 6 апреля 1929 г., сегодня 17 жерминаля; вчера была дата казни Дантона…. Я помню, как вчера вечером Дантон и его последователи были казнены.
Гордость Пшибышевской по поводу ее творений сменилась тревогой и депрессией, которые нашли выход в ее письмах. В своей записке Леонору Шиллеру 22 ноября 1929 г. Пшибышевская призывает его к ответу из-за того, что он не прокомментировал "Дело Дантона", которое она послала ему несколько месяцев назад. В 1930 г. ее состояние резко ухудшается. "Я действительно не могу быть уверенной, что мое письмо дошло до вас. Она написала Джозефу Райн Мишелюl, с которым она ранее обсуждала перевод прав. "Оно была написана в состоянии психического затемнения. «Мое абсолютное одиночество напоминает одиночество преступника... [если] такое одиночество не несет ответственность за причину моего нервное состояние», она возвражает против Павла Эмке в письме от 16 ноября 1930 года ", то по крайней мере, значительно усиливает его. «Мастер! - она умоляет Томас Манн 9 декабря 1932 года: "Я обращаюсь к вам за помощью .... я одна. Поистине только .... финансовое бремя меня удерживалоЭто рецензия на книгу о Станиславе Пшибышевской. A Life of Solitude: A Biographical Study with Selected Letters of Stanislawa Przybyszewska By Jadwiga Kosicka and Daniel Gerould. Evanston, IL. Northwestern University Press. 1989. xvii + 247 pages. Hardcover. Index, maps, illustrations. $12.95.
Автор.Janet G. Tucker. Перевод мой. Оригинал здесь.www.ruf.rice.edu/~sarmatia/499/kosicka.html
Биография Ядвиги Козинской и Даниэля Героулда польского драматурга двадвцатого столетия Станиславы Пшибышевской это долгожданное рассмотрение давно пренебрегаемой литературной деятельницы. Расширенное картами Польши, хронологии жизни Пшибышевской, семейным древом Пшибышевской приблизительно четверть книги посвящена (короткой) жизни Пшибышевской, оставшаяся часть содержит ее избранные письма.
Козинская и Героурлд снабдают читателя биографическими данными ослеживая эстетический талант Пшибышевской от ее матери артистки Аниели Пажек и ее знаменитого и талантлтвого отца, писателя Станислава Пшибышевского, важной фигуре в польской литературе, который был один изоснователей движения Молодая Польша. Пшибышевский имел европейскую репутацию, он вел беспутную жизнь в кругу. где встречался с Блэком Пиглетом и который включал Эдварда Мунка. Августа Стриндберга и поэта Ричарда Демеля. Он был приверженцем сатанизма, заметный своим диким пьянством. двумя женитьбамии связями, заканчивающимися внебрачными детьми сопровождающими законных.Пшибышевская, которую отец признал запоздало, была первой.
Их отношения всегда были закомплексованными и беспрокойными.Всю ее жизнь ее отец представлял собой резонатор с которым Пшибышевская чувствовала себя вынужденной себя сравнивать и неохотно к нему приближалась. Это после того. как она увиделась со своим отцом. когда ей исполнилось восемнадцать приняла свое окончательное решение стать писательницей.
Ничто более остро и кстати не подчеркивает попытки Пшибышевской завести отношения со своим нерадивым отцом., чем намеки на возможно кровосмесительные отношения между ними двоими и на факт, что это ее родной отец вскоре после того, как ей исполнилось двадцать, приучил ее к морфию, который убил ее к тридцати-четырем годам.
Она провела свои детские годы во Львове, а позднее в Париже, в обществе нежной матери, которая умерла, когда Пшибышевской было всего одиннадцать .Пшибышевская переехала в Цюрих, Вену и, наконец, Краков, где она обучалась в учительском институте и подружилась с Юлией Барановской, с которой позднее переписывалась. В 1919 г. она обновила свои связи с отцом, которого она не видела с 1907 г. Хорошо зная о его значительной, хоть и двусмысленной славе в Польше, Пшибышевская была настроена непреклонно получить имя и себе.
Она рано проявила тенденции к эиоциональной неустойчивости и предпрочитала одиночество, которое будет доминировать весь остатоК ее жизни. Ее единственная значимая попытка соединиться с внешнем миром был брак к сдругим морфинистом, художником Яном Паненкски, которая закончилась с ее смертью от предозировки в 1927 г. Теперь сама по себе но все же обращаясь к другим, родственникам и друзьям, для физического и эмоционального выживания, Пшибышевская погрузилась в свой основной интерес: Великую Французскую революцию. Она посвятила себя двум драмам "Термидор" (первоначальнонаписанный на немецком языке в 1925) и "Делом Дантона". начатом в 1928. Последняя пользуется долей популярности и успеха на сцене спустя десятилетия после ее смерти. Она была так погружена в эту тему, что даже датировала многие свои личные письма по революционному календарю.Ее наиболее существенным вкладом, возможно, была переписка. которую Косика и Героуд привели в качестве иллюстритативного материала, чтобы оживить ее биографию и ее важной эстетической ценности. Существует полезный список ее адресатов. Письма датируются с 1914 до последнего, написанного незадолго до ее смерти. Многие из них так и не были отправлены. Они представляют собой дневник, запись ее стремительного падения от типичной девушки, описывая ее падение.Письма на имя родственников. друзей, общественных деятелей Польши и таких известных западных фигур, как Жорж Бернанос и Томас Манн , которому она направила две последние записки в настоящем сборнике. Пшибышевская часто сетует на крайную нищету и просит о помощи, ликует от осознания своего блеска, возмущается отсутствием литературного признания. Она написала изрядную дозу своих писем Елене Барлинской, сестре своей матери. рассказывая. о том, что она читает (Метерлих, книги Нусбаума по дарвиновской зоологии. Овидия). интеллектуальных достижениях в области математики и физических успехах.Юношеский энтузиазм скоро сменяется депрессией, как в письме от 6 6 января 1924 года, где Пшибышевская признается. что живет в состоянии постоянной депрессии и апатии" (с.80).
Посвятившая себя писательскому делу, и не в состоянии, даже не желая браться за любую работу, которая казалась ей ниже ее. Пшибышевская с двадцати лет боролась с бедностью. Вполне естественно, что в конце концов она стала просить денег, а человеком, которому она посылала свои письма о помощи, была ее преданной тетей. Уже к 1924 г. мы видим , как встречное кольцо разрушение начинает затягиваться вокруг нее. Она не только в депрессии и одинока, она в отчаянии. Спасите меня если сможете, умоляет она Елену Барлинскую, у меня нет другого выхода. Кроме, как обратиться к вам
Два письма, с которыми она обратилась к своему отцу в 1927, не содержат такого требования, вместо этого она сосредоточилась на своих увлечениях. Она обсуждает международную сцену и литературу от Бернаноса и Гюсмана, до Ильи Эренбурганда и заключает их мольбой, чтобы он читал и комментировал ее работы. В своих посланиях к Антони Слонимскому, Пшибышевская снова осуждает зло международных событий. «(Мы) живем в чудовищном веке, чудовищном мире, мы и сами монстры.»), но она, кажется, объединяет их С Большим Террором. Вместе с ее депрессией и чувством отчуждения, Пшибышевская погружается в атмосферу Великой Французской Революции., так сильно, что это наводит на мысль, что морфий и психическое заболевание начинают играть свою роль. Она особенно фокусируется на Робеспьере, своем герое. «У меня есть невозмутимая уверенность , что я понимаю Робеспьера лучше, чем кто-либо из тех, чьи работы мне известны.".(с. 142). Он гениальный лидер». Сегодня, отмечает она 6 апреля 1929 г. , сегодня 17 жерминаля; вчера была дата казни Дантона…. Я помню, как вчера вечером Дантон и его последователи были казнены.
Гордость Пшибышевской по адресу ее творений, сменилась тревогой и депрессией. которые нашли выход в ее письмах.В своей записке Леонору Шиллеру 22 ноября 1929 г. Пшибышевская призывает его к ответу из-за того, что то не прокомментировал "Дело Дантона", которое она послала ему несколько месяцев назад. В 1930 г. ее состояние резко ухудшается. "Я действительно не могу быть уверенной, что мое письмо дошло до вас. Она написала Джозефу Райн Мишелю, с которым она ранее обсуждала перевод. "Оно была написано в состоянии психического затемнения. «Мое абсолютное одиночество напоминает одиночество преступника... [если] такое одиночество не несет ответственность за причину моего нервное состояние», она возвражает против Павла Эмке в письме от 16 ноября 1930 года ", то по крайней мере, значительно усиливает его. «Мастер! - она умоляет Томас Манн 9 декабря 1932 года: "Я обращаюсь к вам за помощью .... я одна. Поистине только .... финансовое бремя меня удерживало... и теперь оно начинает убивать меня. Ее последнее письмо (в настоящем сборнике) от 21 ноября 1934 года, адресовано снова Манну: «Я отказываюсь(?) от хлеба .... холод мучает меня ... Я не могу так продолжать". Она умрет в августе следующего года.
Далее абзац о том, что письма Пшибышевской лучше говорят о ней, чем ее биография.

@темы: литература, Пшибышевская

---

[тереза-с-севера]

Из Википедии об отце Станиславы, во многом (и не больно хорошо) на нее повлиявшем.
Стани́слав Фе́ликс Пшибыше́вский (польск. Stanisław Feliks Przybyszewski; 7 мая 1868, Лоево на Куявах — 23 ноября 1927, Яронты на Куявах) — польский писатель.
Биография Родился в семье сельского учителя. Учился в гимназии в Торуни, затем в Вонгровце. Изучал сначала архитектуру, затем медицину в Берлине (1889—1890). Был редактором социал-демократического еженедельника «Gazeta robotnicza» (1892—1893). Вращался в кругах международной артистической богемы, был знаком с Эдвардом Мунком и Августом Стриндбергом. В 1893 женился на норвежской пианистке Дагни Юль, жил в Норвегии, бывал в Стокгольме, Осло, Копенгагене. В 1897 вернулся в Берлин, в 1898 путешествовал по Испании, ненадолго останавливался в Париже. В 1898 обосновался в Кракове, возглавил польское модернистское движение «Молодая Польша». В 1899 опубликовал в журнале «Жизнь» (Życie) манифест антиреалистического и антидемократического искусства «Confiteor». Дагни бросила Пшибышевского в 1900 г., 5 июля 1901 она была убита в Тбилиси юным любовником Владиславом Эмериком. В 1901 Пшибышевский перебрался в Варшаву.

В 1903—1904 путешествовал по России вместе с театральной труппой, ставившей его драмы. Побывал в Петербурге, Киеве и Одессе. В 1905 повторно женился на Ядвиге Каспрович. Жил в Торуни, затем в Мюнхене (1906—1919), путешествовал по Европе. В 1918 вернулся в Польшу. Служил в Дирекции почт и телеграфов в Познани (1919—1920), Польских железных дорог в Гданьске (1920—1924), с 1924 в гражданской канцелярии президента в Варшаве.

Скончался 23 ноября 1927 года.

Его сын от незаконного брака с Марфой Фердер, Пшибышевский, Болеслав Станиславович, (22 февраля 1892, Берлин — 21 августа 1937, Москва) после самоубийства его матери в 1896 году попал в Варшаву к матери Пшибышевского, где учился в консерватории. Во время первой мировой войны был как гражданин Пруссии вывезён в Орск. После Октябрьской революции попал в Москву, где преподавал в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада имени Мархлевского. В 1929—1931 — директор Московской консерватории. Обвинённый в гомосексуализме, попал на три года на стройку Беломоро-Балтийского канала. Арестован 1 марта 1937 года, Военной коллегией Верховного Суда 21 августа 1937 приговорен к расстрелу по обвинению в шпионаже и подготовке террористического акта (приговор приведен в исполнение в тот же день). Реабилитирован 15 сентября 1956 года.
Творчество Испытывал влияние взглядов Ф. Ницше, пропагандировал крайний модернистский эстетизм и эротизм. В драматургии ориентировался на Ибсена, Метерлинка, Стриндберга.

Начал писать на немецком языке (литературно-критические эссе, поэмы в прозе, символистско-натуралистические романы). Позднее перевёл ряд первоначально написанных на немецком языке произведений на польский язык — поэма в прозе «Totenmesse» («Заупокойная месса», 1893), на польском языке «Requiem Aeternam» (1901); трилогия романов «Homo sapiens», немецкая версия 1895—1896, польская 1901; «Satanskinder», «Дети сатаны», 1897, на польском языке «Dzieci szatana» 1899, и другие. Один с самых выдающихся создателей периода Молодой Польши, редактор краковского журнала «Жизнь» (1898—1901). Его романы «Синагога сатаны» и «Дети сатаны» предвосхищают поиски Джеймса Джойса и Марселя Пруста.

Автор символистских драм «Dla szczęścia» («Во имя счастья», 1900), «Goście» («Гости», 1901), «Złote runo» («Золотое руно», 1901), «Śnieg» («Снег», 1903).

@темы: литература

---

[manon-r]

Пьеса "Термидор" Станиславы Пшибышевской. Перевод с английского мой, правка  EleonoreD.
deputater.diary.ru/p178027875.htm

@темы: Робеспьер, Сен-Жюст, литература

---

[manon-r]

Некий возможно плохой, зато, кажется, редкий роялистский фильм. Фильм был отвергнут каннским кинофестивалем за консервативную точку зрения на Французскую революцию. За ссылку спасибо жж юзеру ghotti2222 http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=475080

@темы: кино

---

Похороны и посмертный культ Марата.

[manon-r]

Хотя при жизни Марата не любили не только его политические противники. но и многие монтаньяры, после смерти всеми было решено, что его нужно превратить в мученика , в котором так нуждалась Республика. (Ироничный Алданов вообще считает, что Марата искренне любил только художник Давид.... вплоть до директории).

Так, к примеру, как вспоминал Нодье, узнав о смерти Марата местный комиссар Конвента , увидев толпу патриотов и услышав о смерти Марата, воскликнул :"О. мой друг (Знал ли Марат вообще о его существовании?) , мой брат, почему я не встал между тобой и клинком убийцы..." Толпа разошлась. - Прощай, талисман Горы! - сказал некий полковник Шампиньонне. - Гора потеряла свою Горгону. - Вы все просто дети. Она ничего не потеряла! Лепеллетье уже затаскан до дыр. Мумия за мумию, нам нужен был мученик и мы его получили, - ответил безутешный друг покойного.
Народ же, похоже. горевал искренне. В первую же ночь после смерти Марата народ украсил венками дверь его дома. Коммуна первая поставила его бюст в зале заседаний, во время совещания к ним явился Анрио с сообщением об убийстве Друга Народа. Эбер потребовал оказания тому высочайших почестей, один член Коммуны предложил установить тот самый бюст. 14 июля в Конвент являлись депутаты от секций, выражали ему свое соболезнование, а секция Пантеона требовала, чтобы прах Марата перенесли в Пантеон. Некоторым было мало и этого, они требовали, что Друга Народа забальзамировали и провезли по всем департаментам. Некоторые даже хотели, не жалея расходов, воздвигнуть в его честь пустые гробницы под деревьями свободы, которые должны были быть посажены во всех коммунах. Оратор Секции общественного договора очень кстати заметил портрет Мишеля Лепелетье и воскликнул:" Где ты, Давид, возьми в руки кисть, ты должен написать еще одну картину!" Секция Вооруженного человека постановила 15 июля, что ее члены будут носить траурные повязки. Говорились торжественные речи: :"лучшей похвалой ему было его поведение, его кровоточащая рана и его смерть…. Марат был нашем другом. Другом народа и умер за него». Кто-то дже потребовал пыток лдя Шарлотты, называя ее отцеубтийцей, как позже отцеубийцей назовут Сесиль Рено. Просвещенный Конвент от таких эффектных действий отказался.Председатель только обещал: "Конвент в своей мудрости взвесит ваше требование".
Депутаты Конвента в свою очередь поднимались на трибуну, чтобы произнести хвалебную речь. «Убийство Марата - самое печальное событие, случившееся со времен провозглашения республики! - Восклицал (как-то двусмысленно), Эбер.-… И пусть все добрые патриоты будут начеку. Кинжал убийцы занесен над каждым из них». Друэ призвал сограждан обратить смерть Марата на пользу революции» Шабо призывал «покарать сообщников преступной Корде. Так удвойте же вашу энергию против заговорщиков в Кане и их сообщников в Париже, сидящих в самых недрах Конвента». В заключение он предложил перенести тело Друга Народа в Пантеон. Но тут против него выступил Робеспьер. «А что это за честь? Кто покоится там? Кроме Лепелетье я не вижу там ни одного добродетельного человека. Неужели его положат рядом с Мирабо, этим интриганом. Методы действий которого всегда были преступными».

Только Робеспьер, то ли ревнуя, к тому, что все внимание было направлено не на него, то ли находя все эти почести языческими, сказал у якобинцев.
"И меня тоже, сказал он: ожидают почести кинжала. Первенство выпало на его долю случайно, и моя гибель быстро приближается." Впрочем. когда жизнь любого видного депутата была под угрозой, чрезмерные почести. подаваемые Марату должны были казаться Максимилиану чрезмерными. Он считал также, что люди. удовлетворившись пышными погребениями забудут о мести. "Знаете ли вы, какое впечатление производит на человеческое сердце зрелище похоронной церемонии? Глядя на нее народ думает, что друзья свободы таким образом как бы возмещают понесенную потерю и что отныне они не обязаны отмстить за нее...." Неподкупный опасался зря, устроители церемонии сделали все, чтобы народ и члены Конвента не забыли о мести.
Настоящее соревнование началось за право похоронить тело и ,в особенности, сердце Марата. Секция Французского театра просит передать останки ей, поскольку с самого начала революции она охраняла жизнь Марата. Увы, у нее не было никаких шансов. Борьба за сердце Марата шла Якобинским клубом и клубом Кордельеров. Один член Якобинского клуба потребовал, чтобы сердце хранилось в их обществе "естественным достоянием которого оно является. Но клуб Кордельеров уже завладел сердцем Марата; якобинцам оставалось быть верными его духу.Шометт в Коммуне возражал против того. что сердце Друга Народа досталось Кордельерам. Друг народа принадлежит всей республике (то есть Коммуне?).
Со смертью Марата связаны не только его похороны и усиление террора, (которой я касаться не буду), но и проблема раздела его влияния на санкюлотов.
13 июля, сообщая об убийстве, Эбер написал;"Если бы я придавал значение своей особе, я бы рассказал вам, что почти каждый день получаю письма, полные самых страшных угроз. Даже учитывая репутацию газеты, едва ли это было правдой. зато как бы ставило Эбера на один уровень с Маратом. А 21 июля на заседании Якобинского клуба Папаша Дюшен честно и прямо заявляет. "Если нужен наследник Марата, если нужна еще одна жертва, она готова - это я». Волновала его конечно не жертва, а журналистское наследие Марата.

Некоторые пытались продолжать издавать газету Марата.14 июля в Якобинском клубе Шаль заявил, что общество должно продолжать издавать "Друга народа". Когда Лежандр резонно заметил, что продолжать издание газеты без Марата бесполезно некий рьяный патриот схватил его за горло. На следующий день Шаль вернулся к своему предложению. Якобинцы постановили, что "Марата... заменит общество литераторов, которые поставят своей целью пропагандировать его принципы и мораль".Робеспьер предложил купить газету Марата, но его предложение было отвергнуто.
Между тем 16 июля состоялись похороны. Ранее они были назначены на 17-е , но тело разлагалось слишком быстро. По предложению Давида Конвент постановил. что будет присутствовать при похоронах в полном составе Тело Марата забальзамировали. Но на жаре тело стало быстро разлагаться, и процедуру бальзамирования пришлось проводить на улице, при постоянным возжигании ароматических смол и трав. Из-за сложности бальзамиования останков врач Дешан предъявил Конвенту счет на 6 тыс. ливров. Сумму сочли чрезмерной и другому врачу Десо поручили это тпроверить. Десо признал сумму справедливой , но тут же патриотично добавил: "истинный республиканец уже должен считать наградой оказанную ему честьбальзамировать останки великого человека". Возможно, он жалел, что не его наняли на эту работу. Дешану пришлось удовольствоваться полутора тысячами ливров.
Погребением занимался Давид. Он распорядился поставить тело Марата в церкви Кордельеров на катафалке, покрытой его окровавленной рубашкой. Кинжал, ванна, чурбан, чернильница., перья, бумаги как бы имитировали повседневный рабочий день Марата. Руку пришлось взять у более свежего покойника; чтобы закрыть рот, пришлось отрезать кончик языка. Два человека у изголовья через небольшие промежутки времени поливали тело ароматическим уксусом и поддерживали горение благовоний. Надо полагать, зрелище тела Марата было нелегким испытанием для паломников. Над возвышением протянули лозунг; "Марат, друг Народа, убитый врагами народа. Враги народа. умерьте вашу радость, у друга народа найдутся мстители. Депутации секций сменяли друг друга, говорили возвышенные речи, , женщины раскидывали цветы вокруг тела. Они приносили страшные клятвы (видимо, отомстить) .
Вечером траурное шествие вышло с церковными свечами. Гроб несли на руках Двенадцать человек. За ними шли мальчики и девочки в белых платьях с кипарисовыми ветвями в руках, Далее Конвент в полном составе, другие власти и народ, певший революционные песни. На Новом мосту палили пушки. У могилы председатель Конвента произнес первую речь. После речей гроб опустили под скалы. В могилу были положены сочинения Марата и два сосуда с его внутренностями и легкими . Для места вечного успокоения Марата выбрали двор Клуба Кордельеров. (Как возвышенно заметил Ламартин "так погребают воина на поле сражения) По слухам. Марат вечерами читал там слушателям свою газету.. При похоронах присутствовали представители секций, представители департаментов, коммуна, кордельеры. якобинцы. весь Конвент Сцена освещалась факелами. Склеп Марата был сделан в форме скалы из гранитных глыб,видимо.,дабы подчеркнуть некреклонность покойного. Вход в склеп преграждала толстая стальная решетка, на могильном камне высекли: "Здесь покоится Марат, Друг народа, убитый врагами народа 13 июля 1793 г.".Устройство гранитных скал обошлось в 2400 ливров (да еще, по сохранившемуся в Архиве счету, на 26 ливров с горя выпили вина рабочие). Председатель Конвента Тюрио сказал надгробную речь и объявил, что Конвент готовится поставить статую Марата рядом со статуей В конце концов Марату поставили алтарь. "Драгоценные остатки бога (уже не просто мученика – бога!) воскликнул некий оратор, находясь у алтаря. Неужели мы окажемся клятвопреступниками перед твоей тенью? Ты требуешь о нас мести , а твои убийцы живы"... Здесь страшна неопределенность слова убийцы. Жирондисты? Некие абстрактные конрреволюционеры, каковым мог оказаться любой?
Бовале поручили сделать посмертную маску и бюст Марата, с которого немедленно стали штамповать сотни новых бюстов и воодружать их в общественных местах, например в Конвенте. Позднее в здании Конвента будет вывешена и знаменитая картина Давида "Смерть Марата" с надписью на постаменте, не сумев подпукить его. они его убили. Давид говорил: "Этого человека я писал сердцем".На полотне исписанный листок. зажатый в руке мертвого Марата, является второй запиской Шарлотты Корде. которая так и не была врукчена адресату."13 июля 1793, Мари Анна Шарлотта Корде - гражданину Марату. Я несчастна и потому имею право на вашу защиту." За картину, изображающую смерть Марата, Давиду было обещано 24 тысячи ливров, но заплатили ему только 12 тысяч. Много позднее, уже успев утешиться, после 9 термидора, — он все же домогался у правительства уплаты вторых 12 тысяч.Надо полагать, безуспешно.
Сердце Марата было 18 июля торжественнно перенесено в клуб Кордельеров, заключенное в агатовую вазу с инкрустированной крышкой. Друга народа все чаще сравнивали с Иисусом. Тогда ведь Иисус многими считался человеком, убитым за проповедь социального равенства. Демулен потом тоже сравнит себя с "санкюлотом-Христом".Правда, не все были этим довольны, так некий гражданин Броше довольно резонно заметил : "Марата нельзя сравнивать с Иисусом, ибо Иисус породил суеверие и защищал королей, а Марат имел смелость раздавить их. И вообще для республиканца нет другого бога, кроме философии и свободы."
Каждое воскресенье к могиле Марата совершалось паломничество. . Все театры были украшены его портретами.
18 июля гражданки из Общества революционных республиканок торжественно воздвигли на площади Карузель напротив Тюлбьири памятную пирамиду, посвященную Марату. Внутрь пирамиды поместили бюст Друга народа, ванну (ту самую?!), чернильницу и лампу. На памятнике высекли зловещую надпись: "При жизни Марат из глубины подполья указывалнароду его друзей и врагов; он умер и вернулся под землю. К обелиску приставили часового. но тот, если верить Мерсье. зимой скончался от холода.
Первые роли в почитании памяти Марата играли женщины. В церквях они превращали алтари и саркофаги в сенотафы (памятные гробницы??), задрапировавали их трехцветной тканью (вместо траурной) и устанавливали бюст Марата. Затем устраивали торжественные церемонии. Рядом с "алтарями Марата" часто помещали макет его ванны.
На культе Марата хорошо нажились художники и ремесленники. Изготовлялись гравюры и рисунки , веера с его портретом, меальоны, броши . табакерки кольца. Ношение амулета с образом Марата стало считаться знаком гражданской благонадежности. В газетах появились объявления такого характера: "Рисунок с натуры (?) :Жан Поль Марат на смертном одре; цена : 1 ливр -цветной, 15 су - однотонный...". "... гражданин Куринье, тот самый, который исполнил барельефный портрет Мари Анны Шарлотты Корде.... также исполнил барельефный портрет Марата, Друга народа....". В течение года на тему о Марате было написано четыре драмы и одна опера.Изображения "друга народа" стали обязательными во всех присутственных местах, в школах, в театрах. Его именем было по всей Франции . Имя Марата появилось на вывесках лавок и трактиров. Впрочем, если верить некой роялисткой газете., трактирщику уже при жизни Друга народа назвавшего свое заведение "У великого Марата". , пришлось закрыть его, кога нашлись свидетели, увидевшие. как из него выходили пьяный Марат, Тальен, Сержан и Панис. Посетители трактира решили, что тут поают человеческое мясо. Видимо, это одна из страшных баек роялистов.
Шли поспешные переименования людей и городов. Клуб кордельеров стал клубом Марата, улица и предместье Монмартр превратились в Монмарат. Город Шампрон-ан-Гатин стал Шампрон-Марат, Сени-Дени сюр Луар - Марат сюр Луар. Мэр Нима назвал себя Южным Маратом, мэр Страсбурга -рейнским Маратом.
Вот мнение Сен-Жюста, имевшего дело с оним из таких Маратов, по этому поводу."Дух подражания есть признак преступления. Нынешние контрреволюционеры, не осмеливаясь обнаружить свою подлинную сущность, неоднократно скрывались под личиной патриотизма. Несколько месяцев назад в Нанси объявился некий Марат, который намеревался разжечь новую Вандею; другой Марат появился в Страсбурге, он именовал себя рейнским Маратом; священник и австриец, он был контрреволюционер. Но был лишь один Марат; его "последователи" - лицемеры, которых стыдится его тень. Добродетели нельзя подражать: каждый добродетелен по-своему, или же он ицемер. Если бы Питт явился во Францию шпионить за нашим правительством, он принял бы обличье честного человека, чтобы не быть разоблаченным..." Известный своими чудовищными репрессиями в Нанте Каррье также называл свои отряды отрядами Марата.Доктор Кабанес приводит заявление некой гражданки, которая клянется вместе с подругами "всех своих етей воспитать Маратами и вместо Евангелия вручить их полное собрание трудов этого великого человека". Правда обещанные детки , если они выросли учились читать уже при Директории и вряд ли Марата. Комиссары Конвента посвящали себя покровительству "святого Марата". Многие, в том числе и женщины, меняли свои именя на имя "Марат", а новорожденных называли, к примеру, Брут-Марат-Лепелетье. В Марата хотел переименоваться и будущий Неополитанский король Иохим Мюрат.
Похоронные торжества были учреждены во многих коммунах. Молодые девушки в белых платьях с кипарисовыми и дубовыми венками в руках пели гимны в честь Марата. И все припевы этих гимнов требовали крови. Стремясь ослабить террор Шарлотта Корде добилась лишь обратного эффекта.
Тело "друга народа" было вскоре перевезено в Пантеон. Произошло это 21 сентября 1794 года, то есть после 9 термидора! Память Марата чествовали, так сказать, в пику казненному "заговорщику" Робеспьеру. Гроб был извлечен из-под гранитных скал в саду Кордельеров и отвезен в Пантеон. С этой церемонией совпала по времени другая. Конвент постановил выбросить из Пантеона останки графа Мирабо. Этого требовали якобинцы. "Прах "друга народа", — говорил один из них, — задрожал бы от негодования, если бы оказался рядом с прахом защитника Капета"¹. А ведь то же говорил некога и Робеспьер! Конвент не мог не согласиться со столь веским доводом. Так и было сделано.Останки Мирабо были вынесены через боковую дверь и выброшены на Кламарском кладбище преступников. Затем, под звуки кантаты, тело "друга народа" было погребено в Пантеоне.
После 9 термидора культ Марата, однако, терял свое значение.В Меце неожиданно вышла необычайно резкая брошюра-прокламация о Марате¹, — достаточно сказать, что он в ней назывался "вампиром". Автор брошюры придумал ловкий ход: основываясь на старых дореволюционных писаниях "друга народа", он изобразил его роялистом! Те же претензии можно было бы предъявить ко многим Монтаньярам. В одном из парижских театров смельчаки разбили бюст "друга народа" — сошло безнаказанно. Конвент не мог, естественно, не считаться с новым настроением Франции.Он принял осторожное решение. Он в общей форме постановил, что памятники, бюсты и похороны в Пантеоне могут разрешаться лишь по истечении десяти лет со дня смерти героя. мраморе и бронзе.

Своему постановлению Конвент придал обратную силу. Зал его заседаний был украшен бюстами Брута и Марата. Брут имел требуемый стаж, Поэтому его мирно оставили в зале. Но бюст Марата велено было вынести, как и ту картину Давида, которую полтора года тому назад повесили "на вечные времена" в зале заседаний, тоже в силу особого постановления Конвента. Затем, без большого шума, без всяких церемоний гроб Марата был вынесен из Пантеона и похоронен на соседнем (несуществующем более) кладбище св. Женевьевы.

В "Газетт Франсез" несколькими месяцами позднее, 17 прериаля III года. появилась заметка. Там сообщается, что останки "друга народа" были зарыты очень неглубоко; дожди размыли землю и открыли тело. "Узнав об этом, гражданский комиссар секции Пантеона отправился на кладбище и выбросил в грязь нечистые останки разбойника..."

Здесь надолго теряется след стоявшей на памятнике за решеткойй ванны Марата.. Она никому не была нужна: вряд ли кто пожелал бы купаться вней. Может быть, и в самом деле ее приобрел тогда, в надежде на любителя, старьевщик, впоследствии ее продавший графу Каприоль де Сент-Илер.

@темы: живопись, Культ мучеников Республики

---

[Miss_N]

Музей Сен-Жюста в Блеранкуре существует. Я считаю, что и музей Робеспьера в Аррасе, его родном городе, имеет право быть.
По ссылке желающие могут подписать об этом петицию:

pay.diary.ru/~Duplay/p173519605.htm

---

[tes3m]

Улыбка Вольтера

«Такими разными улыбками улыбается людям Вольтер, и, может быть, можно сказать:

— Скажи, как тебе улыбается гудоновский Вольтер, и я скажу тебе, кто ты».

«С тех пор, как я о нём узнал, это дело занимает все мои мысли. Оно не даёт мне работать, оно отравляет мои удовольствия».

Вольтер, первое письмо о деле Каласа.

Как-то, бродя в антракте по фойе «Comédie Française» с одним французом-журналистом, мы остановились около гудоновской статуи Вольтера.

Вы знаете эту статую? Вольтер, старый, сгорбленный, глубоко ушёл в кресло и смотрит, улыбаясь.

— Улыбка сфинкса! — сказал француз. — Этой зимой на одном из первых представлений я гулял здесь с Жюлем Леметром. Случайно взгляд моего собеседника скользнул по статуе Гудона, и мне показалось, что Леметру неприятно встречаться со взглядом Вольтера.

— Вам не нравится этот Вольтер? — заинтересовался я.

— Он был слишком умён и не мог не презирать жизнь и людей. Но я не люблю читать этого презрения! — отвечал Леметр. — Сколько злобы в этой улыбке. Вот настоящий Мефистофель, издевающийся над миром!

— С тех пор меня интересует спрашивать людей:

— Как улыбается Вольтер?

— Эта мысль меня занимает. Вскоре после того я встретился здесь же в фойе с Анатолем Франсом. На мой вопрос он улыбнулся доброй улыбкой и сказал:

— Разве вы не видите? Он улыбается улыбкой дедушки, который смотрит на игры маленьких внучат! Они построили карточный домик и ставят на него оловянных солдатиков. Дедушка не может улыбаться иначе, как насмешливо. Сейчас домик развалится, и дети поднимут плач и начнут упрекать друг друга: «Это ты виноват! Нет, это ты». Но эта насмешка полна добродушия и любви.

На днях я встретился здесь же с Франсуа Коппе.

— Я ненавижу эту злую обезьяну! — отвечал он на мой вопрос. — Когда я смотрю на этого Вольтера, мне вспоминается его «Pucelle D’Orléans». Он представляется мне инквизитором, старым сладострастным стариком. Маркизом де Садом! Мне кажется, что при нём обнажили Орлеанскую девственницу, а он наслаждается её позором и стыдом. Эта облезлая, злая обезьяна мне противна!

«Такими разными улыбками улыбается людям Вольтер, и, может быть, можно сказать:

— Скажи, как тебе улыбается гудоновский Вольтер, и я скажу тебе, кто ты».

— Вам никогда не приходилось беседовать на эту тему с Золя*?

— К сожалению, нет.

Вольтер и дело Каласа мне вспомнилось вчера, когда я читал беседу с Н. П. Карабчевским о Мультанском деле:

— … Короленко не могло оторвать от дела известие о тяжёлой болезни его горячо любимой малолетней дочери… Он забыл также горячо любимую литературу и в продолжение года не мог написать ни одной строчки…

И мне вспомнились Вольтер и дело гугенота Каласа, суждённого и осуждённого, приговорённого и казнённого за мнимое убийство сына из религиозного фанатизма.

Едва Вольтер узнал, что невежество и нетерпимость принесли человеческую жертву:

— «Это дело не даёт мне работать, оно отравляет мне удовольствие!» — жалуется старик.

И он мог вернуться к работе и снова стал находить в жизни радости только тогда, когда после героической борьбы с его стороны невежество и нетерпимость были посрамлены величайшим посрамлением, какое существует для невежества и нетерпимости, — были раскрыты, а несчастный казнённый Калас из фанатика, — за что он был суждён, осуждён, приговорён и казнён, — превратился в то, чем он был в действительности, — в жертву фанатизма.

Я, конечно, не хочу назвать В. Г. Короленко Вольтером, вторым Вольтером или нашим Вольтером.

Я не сравниваю их. Я сравниваю только их любовь к истине и к справедливости.

Вольтер… Золя… Короленко…

Они разного роста, но они одной и то же расы.

Они из одного и того же теста, потому что поднимаются от одних и тех же дрожжей.

Я не знаю, украшает ли кабинет В. Г. Короленко статуэтка гудоновского Вольтера, как она украшает кабинет его друга Н. К. Михайловского.

Но если да, я думаю, что Вольтер улыбается ему той же улыбкой, какой улыбался Эмилю Золя.

*Дорошевич вспоминает о Золя в связи с его участием в деле Дрейфуса.


В.М.Дорошевич. Отсюда

@темы: литература

---

Эссе Э.М.Форстера "Вольтер и Фридрих Великий" (1941)

[tes3m]

Двести лет назад один француз нанес визит одному немцу. Знаменитый визит. Француз приехал в Германию с восторгом, немецкий хозяин с восторгом его приветствовал. Они относились друг к другу не только с величайшей вежливостью, но с энтузиазмом, и каждый думал про себя: «Я уверен, мы станем друзьями навеки!» И все-таки этот визит был несчастьем. В Германии и теперь все еще говорят о нем, и немцы считают, что виной тому был француз. Все еще говорят о нем и во Франции. О нем теперь буду говорить и я, отчасти потому, что это такая интересная история, а отчасти потому, что она служит уроком для всех нас, хотя и произошла она двести лет назад.

Французом был Вольтер. Теперь кое-кто думает, что Вольтер насмехался над всем и был склонен к непристойным шуткам. Нет, он был гораздо более значительной личностью, он был величайшим человеком своего времени, он был, конечно, одним из величайших людей, порожденных европейской цивилизацией. Если бы мне пришлось выбрать двух людей, которым в день страшного суда можно будет поручить защиту Европы, я избрал бы Шекспира и Вольтера — Шекспира за его творческую гениальность, Вольтера за его критический гений и за человечность. Вольтер заботился об истине, он верил в терпимость, жалел угнетенных, а так как он отличался сильным характером, то умел убедить слушателей. Случайно мои собственные мысли совпадают с его идеями, и, подобно многим другим маленьким людям, я испытываю благодарность, когда великий человек говорит за меня то, чего я сам не умею выразить нaдлeжaщим образом. Вольтер говорит от лица тысяч и тысяч людей, которые ненавидят несправедливость и прилагают все старания для того, чтобы мир стал лучше.

Что он делал? Он чрезвычайно много писал: пьесы (ныне забытые), рассказы, некоторые из них все еще читаются, в особенности его шедевр «Кандид». Он был журналистом и памфлетистом, он слегка занимался наукой и философией, он был хорошим, популярным в свое время историком, он составил словарь и он писал сотни писем во все уголки Европы. У него повсюду были корреспонденты, и он отличался таким остроумием и мог с таким знанием рассказать обо всем происходящем, что короли и императоры считали честью для себя получить письмо от Вольтера и спешили собственноручно ответить ему. Он не великий писатель. Но он великий человек большого ума и горячего сердца, отдавший всего себя служению человечеству. Поэтому я ставлю его в один ряд с Шекспиром в качестве духовного представителя Европы. За двести лет до прихода нацистов он был подлинным врагом нацизма.

Я очень люблю Вольтера, поэтому охотно добавил бы, что у него был прекрасный характер. Увы, это не так! Он был комком противоречий и нервов. Хотя он любил истину, он часто врал. Хотя он любил человечество, он часто бывал злобным. Будучи щедрым, он все же умел добывать деньги. Он был от природы задирой. Он не обладал чувством собственного достоинства. К тому же он не был красавцем — невнятно бормочущий человек, похожий на обезьяну, очень небольшого роста, очень худой, с длинным острым носом, нездоровым цветом лица, с маленькими черными глазами. Он одевался слишком нарядно, что иногда присуще людям низкого роста, и носил огромный парик, который, казалось, затмевал его.

Вот этот-то француз 13 июня 1751 года отправляется в Берлин; немец, которого он собирается посетить, — Фридрих Великий, король прусский.

Фридрих — один из основателей современной Германии, и Гитлер тщательно изучал его историю. Для удовлетворения своего честолюбия Фридрих ввергая Европу в многочисленные войны. Он верил в силу, хитрость и жестокость и в то, что он все должен делать сам. У него были гениальные организаторские способности, он предпочитал пользоваться услугами людей, стоявших ниже его по умственному развитию, и презирал весь человеческий род. В этом основное расхождение во взглядах между ним и Вольтером. Вольтер верил в людей, Фридрих не верил. «Вы не знаете этого проклятого человеческого рода! — как-то воскликнул он. — Вы не знаете людей. А я знаю». Он отличался цинизмом, и, так как у него было очень несчастливое детство, он до конца своей жизни считал, что его недостаточно ценили. А мы знаем, какими опасными могут быть такие люди и сколько страданий они способны принести себе и другим.

Но к Фридриху можно подходить и с другой стороны. Он был образованным, чувствительным человеком. Он был хорошим музыкантом, много читал и приложил много старательности, чтобы изучить французский язык. Он даже создал на этом языке несколько стихотворений — их нельзя назвать хорошими, но все же они свидетельствуют о том, что немецкий язык не был для него всем на свете. В этом смысле Фридрих был более культурным, чем Гитлер. Он не говорил о такой бессмысленности, как чистота нордической расы. Он не считал, что Германии предназначено править всем миром: он знал, что мир представляет собой очень сложный организм и что мы сами должны жить в нем, а также дать жить другим. Он даже верил в свободу слова. «Люди могут говорить все, что им хочется, пока я делаю то, что хочется мне», — так он выразил свое отношение к этому вопросу. Однажды, проходя по Берлину, Фридрих увидел на стене дома карикатуру на себя. При этом он сказал только следующее: «Повесьте ее ниже, чтобы она была лучше видна!»

Свидание началось с вихря комплиментов. Вольтер назвал Фридриха Северным Соломоном, Фридрих заявил, что из всех прославляющих его титулов самый ценный для него — Повелитель Вольтера. Он сделал своего гостя важным придворным сановником, предоставил ему королевское жилье, назначил щедрое жалованье и обещал дополнительное жалованье его племяннице, мадам Денис, если она приедет, чтобы вести хозяйство своего дяди. (Вскоре мы больше узнаем о бедной мадам Денис.) Умные разговоры, философские споры, прекрасная пища — Фридрих любил вкусную еду, хотя и заботился, чтобы она стоила недорого, — все было прекрасно, но!.. Вскоре после приезда Вольтер написал письмо своему другу во Францию, в котором все время повторялось зловещее маленькое слово «но».

«Званые ужины великолепны. Король — душа общества. Но. В моем распоряжении оперы и комедии, парады и концерты, ученые занятия и книги. Но, но. Берлин прекрасен, принцессы очаровательны, фрейлины красивы. Но». Мы можем истолковать эти «но». Это инстинктивный протест свободного человека, оказавшегося во власти деспота. Вольтер, несмотря на все свои недостатки, был свободным человеком. Фридрих отличался обаянием и умом. Но — он был деспотом.

Время пребывания в Берлине тянулось очень медленно. Вольтер занимался многочисленными утомительными делами. Он оказался замешанным в темную финансовую аферу, он поссорился с другим французом, находившимся на службе у короля, он пил слишком много шоколада, а когда король ограничил его, он в отместку стал вынимать из подсвечников восковые свечи и продавать их. Все это очень недостойное поведение. А кроме того — что было хуже всего — он смеялся над французскими стихами короля. Фридрих, как и Гитлер, считал себя поэтом и часто пользовался услугами гостя для отделки своих стихов. И вот кто-то ему сказал, что эта несносная обезьянка насмехается над ним и повсюду цитирует его стихи — очень важное обстоятельство, так как некоторые из них предназначались лишь для обращения среди своих. Северный Соломон рассердился. Он думал: «Мой гость, без сомнения, гений, но он доставляет слишком много беспокойства, к тому же, он ведет себя вероломно». А Вольтер подумал: «Мой хозяин, без сомнения, могущественный монарх, но я предпочел бы преклоняться перед ним издали». Он покинул Берлин, пробыв там два года; это пребывание постепенно становилось все более и более стеснительным для обеих сторон.

Но это еще не конец. Настоящий разрыв еще должен произойти. Это случилось во Франкфурте, где Вольтер ожидал прибытия мадам Денис. Франкфурт не принадлежал королю Пруссии. Он не имел там никакой законной власти, но у него было свое «гестапо», и с его помощью он покушался на свободу личности. Фридрих обнаружил, что Вольтер увез из Берлина (вероятно, случайно) экземпляр несчастных французских стихотворений, впал в ярость и приказал обыскать багаж Вольтера. Как обычно, он пользовался услугами второсортных людей, и они зашли слишком далеко. Они не только обыскали багаж Вольтера, но и арестовали его и день и ночь всячески запугивали в надежде получить сведения, которые были бы угодны их королевскому величеству. Это совершенно невероятное дело, подлинное предварение нацистских методов. Вольтер пытался бежать; его задержали у ворот Франкфурта и притащили обратно. Мадам Денис, приехавшая к своему дяде, была также арестована и подвергалась дурному обращению. Мадам Денис была энергичной, эмоциональной леди и считала себя до некоторой степени актрисой. Она не принадлежала к тем, кто страдает молча, и вскоре ее протесты наводнили всю Европу. Здоровье Вольтера ухудшилось, и он делал вид, что болен гораздо сильней, чем это было в действительности: он убегал от своих мучителей в какую-нибудь дальнюю комнату и, задыхаясь, бормотал: «Неужели вы даже не позволите мне болеть?» Его секретарь бросался ему на помощь, а Вольтер, делая вид, что его рвет, шептал ему на ухо: «Я притворяюсь! Я притворяюсь!» Он любил дурачить людей, он мог быть озорным даже в несчастье, и эта черта внушает мне любовь.

Фридрих увидел, что дела зашли слишком далеко, Вольтер и его племянница были освобождены, и в последующие годы оба великих человека переписывались почти столь же охотно, как и прежде. Но они старательно избегали встреч — Вольтер, во всяком случае, получил хороший урок. Берлин научил его понимать, что человек, который верит в свободу, в разнообразие мнений, в терпимость и сострадание, не может дышать воздухом тоталитарного государства. С виду все может казаться приятным — но! Деспот может быть очаровательным и умным — но! Государственный механизм может работать превосходно — но! Чего-то не хватает: не хватает человеческого духа. Вольтер всегда верил в человеческий дух. Он боролся с немецкой диктатурой за двести лет до нашего времени.

Перевод Т.Ровинской

@темы: литература

---

[rosarosa]

15.10.2011 в 11:29

Пишет  Муничка:

***


Питер Лорре в роли Сен-Жюста в "Смерти Дантона" 1932 г.

Очень люблю Лорре, но шаблон он мне сейчас порвал основательно. XDD

@темы: кино, Сен-Жюст

---

[manon-r]

Вероятно, не совсем по теме сообщества... Нашла у Манфреда цитату о Белинском и монтаньярах, захотелось увидеть полный вариант.
Я считал себя счастливейшим человеком, видя, что способствовал моим переводом (выдержки из истории фр. революции "по Минье" и "самых замечательных речей жирондистов и монтаньяров") просветлению мыслей Белинского и расширению его кругозора...
... Все мои слушатели ждали субботы, как праздника и следили за моим чтением с напряженным вниманием. Маслов> не имевший до этого никакого понятия о французской революции, был поражен грандиозностью этой эпохи, он трепетал от восторга при речах Верньо, Гаде и других жирондистов и заплакал, когда дело дошло до их смерти... Он и некоторые другие сделались отчаянными жирондистами. Мы с Белинским отстаивали монтаньяров.
Чтение оканчивалось, обыкновенно, жаркими спорами... Надобно было видеть в эти минуты Белинского. Вся его благородная, пламенная натура проявлялась тут во всем блеске, во всей ее красоте, со всею ее бесконечною искренностью, со всей своей страшной энергией, приводившей иногда в трепет слабеньких поклонников Жиронды.
Панаев. И. И. Литературные воспоминания. http://az.lib.ru/p/panaew_i_i/text_0140.shtml

@темы: литература

---

Из рассказа Мельникова-Печерского "Бабушкины россказни"

[tes3m]

— Император!?. Как так император?.. Какой?
— Император французов, бабушка.
— Перестань, Андрей!.. Грех над бабушкой смеяться. Господь счастье отнимет… Смотри-ка, что вздумал. Нашел у французов императора!.. А еще учишься!.. Нехорошо… Императоров, mon cœur, во всем свете только двое — наш да еще римский; салтан турецкий тоже в ранге императора состоит, только не совсем, для того, что некрещенный. А у французов, mon cœur, король, roi de France et de Navarre. Да… Как нынешнего-то зовут? Louis seize все еще царствует, аль дофин воцарился?

...как часто бывает с людьми преклонных лет, хорошо помнила только время молодости.Как начнет, бывало, свои россказни про времена елизаветинские да екатерининские — все до подробности расскажет, а французского погрому не помнила, хоть и вывезли ее из Москвы за пять часов до вступления Наполеона и она, крестясь и глухо рыдая, всю ночь проглядела из подмосковной на страшное зарево славного пожара.

— Как же это вы забыли, бабушка, как Наполеон-от в Москву приходил? — спросишь, бывало, ее.

— Нет, милый Андрюша, не припомню. Не припомню, родной… И долго жила на Москве, а такого не помню… Да кто он такой был? По прозвищу из чужестранцев, должно-быть?

— Француз, бабушка.

— Француз!.. Нет, моя радость, такого не помню. И хвастать не хочу. Много ведь французов-то тогда на Москве проживало… Да он кто таков? Танцовщик аль гувернер, может статься?

— Император, бабушка.

— Император!?. Как так император?.. Какой?

— Император французов, бабушка.

— Перестань, Андрей!.. Грех над бабушкой смеяться. Господь счастье отнимет… Смотри-ка, что вздумал. Нашел у французов императора!.. А еще учишься!.. Нехорошо… Императоров, mon cœur, во всем свете только двое — наш да еще римский; салтан турецкий тоже в ранге императора состоит, только не совсем, для того, что некрещенный. А у французов, mon cœur, король, roi de France et de Navarre.[3] Да… Как нынешнего-то зовут? Louis seize все еще царствует, аль дофин воцарился?

— Эх, бабушка, чего хватилась! Да теперь уж лет пятьдесят, как Людовику головку срубили.

— Жалею, очень жалею. Бесподобный был король и к нам всегда был расположен. Mon cousin, князь Свиблов, при нашем резиденте в Париже находился и рассказывал про Louis seize очень много хорошего. "Il ne parle jamais de notre imperatrice, — говаривал mon cousin, — que dans les termes du plus profond respect et de la plus haute estime".[4] Потому и жалею его. Только ведь он был такой миролюбивый; с кем же это он воевал? С гишпанским, полагаю.

— Ни с кем, бабушка, не воевал.

— Il est tue,[5] — ты сказал.

— Tue-то tue. Да не на войне, а на эшафоте.

— Послушай, Андрей! Ты, должно быть, мартинист… Нехорошо, милый, очень нехорошо! Уж ты с Лопухиным[6] не знаешься-ли?.. Смотри, mon cœur, не опечаливай бабушку: мало-ль что может случиться! Долго-ль к Шешковскому[7] в лапы попасть?.. А у него, mon pigeonneau,[8] еще милость божия, как только посекут — это еще ничего, примочил арникой и вся недолга, — а неровен час… хуже бывает… Нет, Андрюша, береги ты себя и бабушку не огорчи!.. И об чужестранных королях всегда говори с уважением… И какие ведь ты, в самом деле, несодеянные вещи говоришь: и король-от на эшафоте, и французский-то император в Москву приезжал… Стыдно, mon cœur, беспримерно как стыдно… Постой… постой, Андрюша! Вспомнила, вспомнила… Ты перепутал, радость моя!.. Точно, был на Москве император, только не французский, а римский! Жозефом звали. Видала его, голубчик, видала… На бале у главнокомандующего видела, в Нескучном — у графа Алексея Григорьича Орлова, в Кускове — у Шереметева на празднике… Как теперь на него гляжу: черты такие тонкие, нежные. Только он сохранял самое строгое incognito и завсегда в трактирах да на постоялых дворах приставал. А когда у государыни в Царском Селе находился, проживал в бане. Над баней-то государыня трактирную вывеску велела повесить. Он и поверил, да так и прожил все время в бане и тем свое incognito сохранил… Графом Фалькенштейном прозывался, а ты и прозвище-то ему какое-то несообразное придумал… Наполеон! Что такое Наполеон?.. Таких святых и у католиков нет, не то что у нас, правоверных… Собачья кличка какая-то!.. Нехорошо, мой дружок!.. Будь умник, mon bijou,[9] таких слов не говори, особенно при чужих людях… осудят… Нехорошо… Да…
3

Король Франции и Наварры. (франц.)
(обратно)
4

Он всегда говорил о нашей императрице в выражениях глубокого почтения и уважения (франц.)
(обратно)
5

Он убит (франц.)
(обратно)
6

Лопухин, Иван Владимирович (1756 — 1816) — известный масон.
(обратно)
7

Шешковский, Степан Иванович (1727 — 1793) начальник Тайной канцелярии при Екатерине II, известный своей палаческой жестокостью.
(обратно)
8

голубчик (франц.)
(обратно)
9

мое сокровище (франц.)
(обратно)
10 lib.rus.ec/b/177557/read

@темы: литература

---

"Старинная книга и поездка наугад"

[tes3m]

"И не успел я решить для себя вопрос, позволительно ли расцвечивать пестрое полотно, сотканное чужим умом, иными красками, украшая его пестрыми лентами, даже с риском испортить всю картину, как плоды моей работы, созданной в часы вдохновения, были уже готовы".

В новелле Людвига Тика "Старинная книга и поездка наугад" рассказывается о старинной легенде, присланной одному литератору (от его лица ведется повествование). Легенда предположительно была создана "во времена Ганса Сакса и школы мейстерзингеров", но с тех пор рукопись дописывалась и переписывалась разными людьми. Приславший рукопись объяснил, что получил ее от деревенского учителя, а тому она досталась от священника, который "почти все стихи переделал в прозу", "выбросил все, что было ему непонятно" и "добавил то, что казалось ему выпавшим из текста". "Священник уверял меня при этом, что тот стихотворец шестнадцатого века именно это и имел в виду". Священник писал канцелярским стилем, поэтому учителю было неприятно читать. Он сперва небрежно хранил рукопись, так что она еще больше пострадала от сырости и от мышей, а потом сам дописал недостающие места.
Рукопись после этого рассматривал некий исследователь старины, и она ему не понравилась: "Не морочьте мне голову, милейший. ... И фабула, и манера письма, и все прочее принадлежит вам. Средние века?! Обработано мейстерзингером?! Стариной здесь не пахнет ни одно словечко! Стиль, образы, тон! Так пишут только в наше время. А все эти ужасные анахронизмы! Никогда тогдашние авторы не употребляли таких слов, особенно при описании одежды".
Затем легенду прочитал какой-то офицер, оказавшийся человеком очень набожным. Он сказал: "Милостивый государь! Чем объяснить, что во всей поэме нет ни слова о христианской вере — невежеством или злым намерением? Ни единого раза — я внимательно проследил за этим — здесь не упомянуто имя господа нашего Иисуса Христа!" Учитель ответил, что это произведение просто сказка. Офицера это не убедило: "Как это так! Без Спасителя мы ничто. Сейчас более, чем когда-либо, должно утвердиться все святое, благородное, богоугодное, законное, возвышенное и вечное, потому что мы живем в нечестивые времена, и их глашатаи замыслили разрушить все до основания. Кто не со мною, тот против меня — так гласит старая истина. ... В прежние времена такие писания, а порой и их сочинителей предавали огню, и это было возмездием за злодеяния". Напоследок он добавил, что, хотя сейчас, к сожалению, за такое больше не сжигают, но человеку, который подобное сочиняет, нельзя доверять обучение мальчиков и девочек (правда, никому на учителя не пожаловался, ограничился угрозой).
Затем какой-то либерал, прочитав произведение, "резко осудил отсутствие в нем духа либерализма". Учитель отдал рукопись, за которую его все ругали, приятелю рассказчика, и тому она тоже не понравилась: "Больше всего меня коробило, что при последней обработке образ некоего учителя не просто выгодно отличался от прочих, но, можно сказать, преподносился, с непозволительным пристрастием и нежностью". "И потому я, как только начал перелистывать рукопись, волей-неволей стал ее — в который раз! — переделывать".
"У меня не было уверенности, что весь этот рассказ о таинственной рукописи, пробелах в ней, старинных фрагментах и позднейших изменениях и добавлениях не являлся вымыслом" — пишет рассказчик, но легенда ему понравилось — "и не успел я решить для себя вопрос, позволительно ли расцвечивать пестрое полотно, сотканное чужим умом, иными красками, украшая его пестрыми лентами, даже с риском испортить всю картину, как плоды моей работы, созданной в часы вдохновения, были уже готовы".
Твоей разумной силе слава! Европейские писатели о книге, чтении, библиофильстве; М.: Книга; 1988 г., стр. 81-85
Заходилось процитировать эту фразу из новеллы Людвига Тика. В сети этого произведения, кажется, нет, поэтому я его кратко пересказала.

@темы: литература, романтизм

---

[manon-r]

Наткнулась в вики...ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D0%B4%D0%B5%...
Мадемуазель Ланж сыграла там роль Лауры в пьесе Коллена д’Арлевилля Старый холостяк. Исполнила заглавную роль в пьесе Франсуа де Нёфшато Памела, или Вознагражденная добродетель (1793, по Ричардсону), после чего в моду вошли соломенные шляпки а ля Памела.
Однако Комитет общественного спасения нашел пьесу роялистской, театр был закрыт, автор и актеры арестованы. Актриса едва избежала гильотины. Освобожденная после Термидора, выступала в театре Фейдо.

Актриса в образе Венеры.

---

[tes3m]

Очень понравилась картина Эккерсберга, которую я раньше не знала.

Карнавал в Риме. 1828. Неоконченная картина.
Кристофера Вильхельма Эккерсберга (1783— 1853), называют основоположником Золотого века датской живописи. В 1809 он окончил Академию художеств в Копенгагене, в 1811—1812 гг. учился у Жака Луи Давида, затем продолжил свои занятия в Италии. Работая в неоклассической манере, он создал много портретов и пейзажей (как пишет Ян Чилверс, Эккерсберг "как преподаватель Копенгагенской академии... ввел в обиход живопись с натуры"), а также картин на мифологические сюжеты, в том числе и на сюжеты из скандинавской мифологии ("Смерть Бальдра", "Локи и Сигюн" и т.д.).

+10

Булонь 1812


Бригантина 1844


1813-1816

Вид через три северо-западные арки третьего яруса Колизея 1815.




Женщина перед зеркалом.1837


Локи и Сигюн


Одиссей и Телемах убивают женихов Пенелопы.


Юный лучник.

@темы: живопись

---

Отрывок из предисловия Роллана к "Игре любви и смерти"

[manon-r]

"Игра любви и смерти" - один из моих створов моего полиптиха о Революции. Прошло уже более двадцати пяти лет с тех пор, как я задумал и набросал план этой драматической эпопеи. Обстоятельства принудили меня прервать ее. Но я никогда с ней не расставался.
В 1900 г., когда сочиняя "Четырнадцатое июля", я следил за ходом репетиции "Дантона" в театре "Эсколье", - я писал:
До того, как вхожу в этот мир скорби и сверхчеловеческий мощи, чувствую ропот взметенного океана: Илиады Французского народа. Никогда дверь совестей не срывалась с петель с таким неистовством. Никогда незримые божества и чудища, обитающие в пещерах духа,не восставали из мрака более отчетливо, чем в это мгновение, великолепное и ужасное, как молния. Я хочу не только создать героическую драму о некой минувшей эпохе, предпринять испытание сил и пределов жизни." .....
.....
Добрый европеец Стефан Цвейг , которые за последние пятнадцать лет был мне самым верным другом и лучшим советчиком не прерывал напоминать мне, как об одном из первейших писательских долгов, о моих обязанностях каменотеса, обсекающего кровавую драму Революции. Снова ударил я киркой по скале и вот первая глыба, которую я отколол этой весной.Я надписываю на ней имя Цвейга. Не будь его, глыба продолжала бы спать под землей.

Ромен Роллан

@темы: литература

---

[manon-r]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[manon-r]

Копирую пост из моего дневника с небольшими исправлениями. Станислава Пшибышевская
-польская писательница, автор пьес "Дело Дантона", и "Термидор".По первой из них в 1983 г. был снят известный фильм Анджея Вайды "Дантон". Это - пересказ ее биографии по трем разноязычным версиям в википедии.Текст "Дела Дантона" на английском можно найти вот здесь. http://books.google.ru/books?id=gQVtUX7hqUQC&printsec=frontcover&dq=Przybyszewska&source=bl&ots=Og_4PE1bu2&sig=4UCkXGbrG1PFy-WEyiqUpoQxSIU&hl=ru&ei=0DHhTPKZLNHtOYHHtO4O&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=6&ved=0CEIQ6AEwBQ#v=onepage&q&f=false
Станислава Пшибышевская (урожденная Станислава Пайокувна) родилась 1 октября 1901 г. в Кракове. Она была незаконной дочерью писателя-модерниста Станислава Пшибышевского, одного из основателей движения «Молодая Польша», известного не только своими произведениями, но и крайне вольным образом жизни.
Ее матерью была художница-импрессионистка Анджея Паякувна. Отец Станиславы скоро их бросил, вернувшись к жене, Дагне.(Справа - Дагна Пшибышевская).

В детстве Станислава объездила с матерью всю Европу: они жили во Львове, Париже, Цюрихе, Вене. Ее мать умерла в 1912 г., несколько лет девочка прожила с тетей, сначала в Цюрихе, потом в Вене, где и получила неплохое образование, выучила немецкий и французский языки, играла на скрипке. Естественно, что живя в Германии Станислава ходила в немецкие школы. Неудивительно, что ее пьесы написаны на немецком. Вероятно, она знала его лучше польского.
В 1916 г. Пшибышевская приехала на родину, в Польшу. В 1920 г. будущая писательница вернулась к отцу. Он и подсадил ее на морфий. Станислава стала учительницей в начальной школе (?) в Кракове, где она училась в женском педагогическом колледже. В 1921 г. она переехала в Познань, где поступила в университет, то ли на философский , то ли на филологический факультет. Она занималась и самообразованием, изучала экономику и социологию. В 1922 г. Пшибышевская переезжает в Варшаву, где работала в книжном магазине, как-то связанном с Коммунистической партией, находящейся тогда вне закона. По подозрению в антиправительственной деятельности ее арестовали, но отпустили за недостатком доказательств. Потом она какое-то время проработала в гимназии. В 1923 г. Станислава вышла замуж за Яна Паненски (1900-1925), художника, также употреблявшего морфий, с которым она познакомилась в Кракове Позже они с мужем переехали в Данциг, где Ян преподавал химию, историю искусства и философию в польской школе. В 1925 г. ее муж умер от передозировки в Париже, куда он переехал, чтобы учиться живописи. Пшибышевская пыталась получить место учительницы в школе, но на работу ее не взяли, потому что у нее не было законченного высшего образования. Она зарабатывала себе на жизнь, давая частные уроки немецкого и французского. Примерно в то же время Станислава увлеклась Французской революцией. Свои письма (а она состояла в переписке, в частности, с Томасом Манном) она датировала по французскому революционному календарю.
Ее наркотическая зависимость становилась все более тяжелой, а материальное положение ухудшалось, хотя тетя и сестра пытались помочь ей деньгами. Последние годы своей жизни она провела в крошечном неотапливаемом чердаке в доме в Данциге. Пшибышевская была страстно увлечена Робеспьером, считая, что он обладал необычайной одаренностью и даром предвидения. «Я совершенно уверена, - писала она другу, - что я понимаю Робеспьера лучше, чем кто-либо из тех, чьи работы мне известны»
Пшибышевская приписывала Робеспьеру ее собственные коммунистические взгляды, (опять же английская википедия, я такого не помню ,и при чем тут именно коммунизм понимаю плохо, такой взгляд вполне вписывается в систему позднего мировоззрения робеспьеристов…) и в ее пьесах он предсказывает катастрофический рост капитализма. Робеспьер – главная фигура в обеих ее наиболее известных пьесах: «Дело Дантона», законченной в 1929 г. и более ранней драме «Термидор», на момент ее смерти в 1935 г. оставшейся неоконченной. Творчество Пшибышевской посвящено почти исключительно французской революции. Также она пробовала писать об испанской инквизиции, и сочинять более "простые"пьесы, которые могли бы принести ей хоть какой-то доход. Все эти произведения остались неоконченными. Ее пьеса «Дантон» неоднократно ставилась в различных театрах, впервые в 1931 г. во Львове, затем в 1933 г. в Варшаве. Успеха эти постановки не имели, хотя кое-кто из критиков признал, что автор обладает талантом
Писательница умерла в нищете и почти полной неизвестности, 15 августа 1935 г. в Данцине. Ей не было и 35 лет. Могила ее не сохранилась. Английская википедия считает, что последние годы Пшибышевская жила только историей, полностью изолировав себя от современного мира. Хилари Мантел писала о Пшибышевской: « причинами ее смерти можно назвать туберкулез, морфий и недоедание, но более верный диагноз был бы: «эта женщина умерла из-за Робеспьера (the woman who died of Robespierre) ».
Начиная с 60-х годов пьесами Пшибышевской заинтересовались на ее родине, особенно после того как в 1975 г. Вайда поставил на сцене «Дело Лантона», а в 1983 снял по пьесе фильм, . впрочем, при написании сценария текст подвергся сильной «идеологической» правке. После выхода фильма в прокат творчеством Пшибышевской заинтересовались и за рубежом.
Портрет самой Пшибышевской можно найти вот здесь. trojmiasto.gazeta.pl/trojmiasto/51,35636,826103...(за ссылку спасибо  EleonoreD

@темы: литература