Маргерит Юрсенар
В 1792 году хозяином Маршьенна был сорокалетний Пьер-Луи-Александр, женатый на Анн-Мари де Филиппар, которая была моложе его лет на десять и к тому времени уже родила ему пятерых детей. Армия Дюмурье, возбужденная победой при Вальми, перешла границу. Занимавший стратегическое положение замок был незамедлительно захвачен. Именно отсюда комиссар Северной армии Сен-Жюст посылал большинство своих донесений и писем Робеспьеру. (…)
Как многие французы и француженки моего поколения, в юности я поклонялась Сен-Жюсту. Немало часов провела я в музее Карнавале, рассматривая портрет этого карающего ангела кисти неизвестного художника, который придал модели несколько томное очарование, свойственное моделям Грёза. Красота этого лица, обрамленного волнистыми кудрями, женственная шея, словно бы из целомудрия окутанная полотном пышного галстука, несомненно играла некоторую роль в моем восхищении суровым другом Робеспьера. С тех пор я переменилась: восторг уступил место трагической жалости к человеку, который, судя по всему, разрушился прежде чем состоялся.
читать дальше В 18 лет Сен-Жюст совершает классические проделки молодого провинциала, вырвавшегося на волю, в Париж, потом по требованию встревоженной матери попадает под крылышко французской конгрегации Пети Пикпюс, пишет там "Органта" - самое бесцветное эротическое произведение своего времени, неуклюжий сколок со всех запретных книг, тайком прочитанных в колеже. В двадцать два года он с замиранием сердца следит из своего захолустного Блеранкура за первыми шагами Революции; в двадцать четыре он в интеллектуальном смысле слова становится инфернальным супругом Неподкупного, тем, кто советует, подталкивает, призывает и поддерживает, молния рядом с облаком дыма - Максимильяном Аррасским. Сухие благовидные аргументы Сен-Жюста помогают скатиться голове Людовика XVI; он отправляет в корзину головы жирондистов, сторонников Дантона и Эбера; он убирает Камилла Демулена, парижского сорванца, бывшего когда-то его другом и во многих отношениях его антипода. Ему, комиссару Рейнской и Северной армий, поручено устранять подозрительных и недостаточно рьяных, и он разит хладнокровно и беспощадно, точно попадая в цель, так же, как и говорит. В двадцать шесть лет, элегантный, несмотря на тридцатишестичасовую агонию, безупречный в своем хорошо скроенном фраке и светло-серых брюках (только зловещий предвестник - исчезли длинные ниспадающие кудри и серьги да открыта красивая шея, с которой сорван неизменный белый галстук), он стоически ждет очереди к эшафоту между своим коллегой, паралитиком Кутоном, и своим божественным Робеспьером, у которого раздроблена челюсть.
(…) Всякий человек, умерший ранней смертью, как маской скрыт от глаз истории своей молодостью. Никому не дано узнать, мог ли Сен-Жюст из подростка, отравленного идеологией насилия и риторикой Конвента, превратиться в государственного мужа; ведь и в маленьком корсиканском капитане, который 13 вандемьера стрелял в толпу со ступенек церкви Св. Роха, не так легко угадать будущего консула и автора Кодекса, участника Тильзита и изгнанника Св. Елены. Но Бонапарт в этом возрасте, несмотря на некоторые неизбежные компромиссы, политически еще почти девственен; перед ним будущность во всем ее размахе. Сен-Жюст, наоборот, умирает уже испепеленным.
Это вовсе не означает, что за ним нельзя признать никакого величия. С точки зрения мифа, более глубокой, чем точка зрения истории, величие Сен-Жюста состоит в том, что в нем воплотилась карающая Немезида, которая в конце концов истребляет и тот человеческий образ, который приняла, чтобы вершить казни. Высшая добродетель Сен-Жюста, мужество – не самая редкая и не самая высокая человеческая добродетель, но без нее все прочие раскисают или рассыпаются прахом. Смелость игрока особенно ярко проявилась в нем той душной летней ночью, когда в Комитете общественного спасения он без устали правил на глазах у своих коллег обвинительную речь против них, похваляясь этим, и никто не решился заколоть его кинжалом или размозжить ему голову стулом. Бесстрашие, с которым он, комиссар, подставлял себя под австрийские пули, пригодилось ему во время паники сторонников Робеспьера, загнанных в Ратушу; мелодраматическая гравюра, на которой Сен-Жюст поддерживает раненого Робеспьера, возможно, соответствует действительности. В конце концов, взаимная мужская привязанность всегда выглядит особенно благородно, даже если речь идет о союзе двух дополняющих друг друга фанатизмов; нельзя не восхищаться, глядя, как этот блестящий юноша, высокомерный до дерзости, соглашается занять и сохраняет, и при том, похоже, добровольно, второе место рядом с педантичным, нерешительным и упрямым Максимильяном, окруженным, однако, почтением, которое всегда внушают непоколебимые убеждения.
«Вас, как Бога, я знаю только по чудесам», - написал Сен-Жюст Максимильяну в начале их дружбы. Во время краткого, но бесконечного промежутка, который отделяет их арест от смерти, Сен-Жюст молчал – несомненно, ему больше нечего было сказать. Судил ли он с высоты своего молчания маленькую группу окружавших его людей, характерную в своей пестроте для всякой диктатуры? Гнусный Симон, бывший сапожник и бывший тюремщик; честный Леба, коллега Сен-Жюста по Рейнской армии, нашедший спасение в самоубийстве; пьяница Анрио, отчасти повинный в конечном поражении – то ли от вина, то ли от ран он погружен в полусознательное состояние; Кутон, калека, еще сильнее покалеченный солдатами(…); Огюстен Робеспьер, тоже умирающий, который вырвал у Сен-Жюста пальму первенства в преданности Максимильяну, добровольно согласившись, чтобы его взяли под стражу вместе с братом; и еще пятнадцать других, безвестных соратников, которые погибнут вслед за лицами на первых ролях. «Вас, как Бога, я знаю только по чудесам…» Усомнился ли Сен-Жюст в Максимильяне, впервые поняв, что его идол повержен? Или остался до конца апостолом Иоанном этого туманного Мессии и страдал, видя, как тот лежит скрючившись на столе того самого Комитета общественного спасения, откуда они правили Францией, и неловко собирая листки бумаги, засовывает их в рот, чтобы извлечь сгустки крови и выбитые зубы? Сожалел ли он о мире, радостей которого не познал, и где честолюбие и личные цели, может быть, однажды восстановили бы его против сухого и неподкупного друга? Когда-то Сен-Жюст написал, что смерть - единственное прибежище подлинного республиканца; выспренность этих слов не должна заслонить от нас глубину чувства, которое их продиктовало. Сен-Жюст предпочитал кровавые решения судьбы, не делая для себя исключения, и это пристрастие роднит его не столько с Робеспьером, сколько с Садом. Мы представляем его себе среди несчастной кучки сторонников, утвердившегося и замуровавшегося в том презрении к людям, которое просвечивает в нем сквозь революционную декламацию; он холодно оберегает свое мужество и отвергает одну за другой всякую мысль, всякое чувство, которые могли бы помешать ему держаться до конца.
В возрасте, когда все мы романтики, я, право же, была не прочь вообразить нежное чувство, которое могло бы возникнуть между красавцем Сен-Жюстом и моей прабабкой Анн-Мари. Но крупица хорошего вкуса меня удержала. Не потому, что я на веру принимаю сегодня легенду о целомудрии Сен-Жюста, столь дорогую левым идеалистам всех времен: тому, кто был когда-то любителем наслаждений, не так-то легко от них отказаться; в своей бурной жизни молодой проконсул мог по временам искать возможность расслабиться, отдаваясь плотским утехам, как отдавался верховой езде. Но даже если у Анн-Мари были достаточно красивые для провинциалки глаза, едва ли эта жена одного из «бывших» в австрийских Нидерландах внушила бы Сен-Жюсту сладострастное волнение, которое развратникам той эпохи обычно внушали молодые матери, окруженные детьми. С другой стороны, и моей прабабке наверняка казалось, что этот щеголь, опоясанный трехцветным шарфом, забрызган кровью, как и впрямь случилось, когда его в повозке везли на казнь, и гнусные шутники, явившиеся к мяснику с улицы Сент-Оноре, наполнили ведро кровью и окропили ею Робеспьера. Если у Анн-Мари и возникло когда-нибудь желание обмануть своего Пьера-Луи, это скорее произошло бы с белым мундиром. Но в Маршьене Сен-Жюст мне ближе, чем мои отдаленные пращуры. Мне нравится воображать, как со всем неистовством своей безграничной молодой энергии он скачет на лошади, реквизированной у гражданина Декартье. Так он скакал по Булонскому лесу утром 9 термидора, чтобы прийти в себя после бессонной ночи, а в кармане у него лежали сложенные листки речи, в которой он ставил на карту все, не думая, или, наоборот, думая, что, быть может, назавтра, разрубленный надвое, будет лежать на кладбище Эрранси.
Блаженной памяти
М, 1999
перевод Ю. Яхниной
Стр. 63-68
@темы:
Робеспьер,
Сен-Жюст,
литература
-
-
22.10.2008 в 20:54-
-
22.10.2008 в 20:58-
-
22.10.2008 в 22:14-
-
22.10.2008 в 22:18-
-
22.10.2008 в 22:22Спасибо
-
-
22.10.2008 в 22:23-
-
22.10.2008 в 22:32-
-
22.10.2008 в 22:34-
-
22.10.2008 в 22:38-
-
22.10.2008 в 22:48Но в Маршьене Сен-Жюст мне ближе, чем мои отдаленные пращуры.
Мне очень интересно было узнать, что Сен-Жюст, так сказать, "гостил" в замке предков Юрсенар. Не сказать, чтобы Маргерит восхищалась Сен-Жюстом, но суждения ее интересны, и остаться равнодушной к такой личности она не может
-
-
22.10.2008 в 23:00хм, а вообще оригинальная мысль на счет сравнения с молодым Бонапартом - что-то я ее не совсем понимаю...
Ela
очаровательная картинка, завораживающая
-
-
23.10.2008 в 00:08Artemiz Мне кажется, она о том, что он мог бы стать диктатором при каких-то обстоятельствах.
-
-
23.10.2008 в 05:29Мне кажется, она о том, что он мог бы стать диктатором при каких-то обстоятельствах.
Ну... может и мог бы (хотя не хватает поддержки армии, наверное...), но что означает политическая «девственность»/«испепеленность»?
-
-
23.10.2008 в 08:49Artemiz
Ну... может и мог бы (хотя не хватает поддержки армии, наверное...),
- ну с этим-то как раз все в порядке - две самые близкие к Парижу армии - Северная и Рейнско-Мозельская - как-то мне встретилась информация, что после Термидора газета, издававшаяся специально для распространения в армии, в течение некоторого времени не сообщала о перевороте, потому что в армиях, где Сен-Жюст был комиссаром, "было бы опасно говорить об этом" (цитирую, увы, по памяти)... - добавим Школу Марса в Париже, которой заведует его ближайший друг Филипп Леба...
Кстати, по мнению Жюля Мишле, Сен-Жюст был единственным, кто мог бы стать реальным соперником Наполеону, единственным, кому "под силу было заставить меч трепетать перед законом", а еще один историк, Ральф Корнгольд, писал, что "ни в чем звезда Наполеона не проявила в такой мере своей благосклонности к нему, как в том, что удалила с его пути Сен-Жюста".
-
-
23.10.2008 в 12:01-
-
23.10.2008 в 12:03по мнению Жюля Мишле, Сен-Жюст был единственным, кто мог бы стать реальным соперником Наполеону, единственным, кому "под силу было заставить меч трепетать перед законом", а еще один историк, Ральф Корнгольд, писал, что "ни в чем звезда Наполеона не проявила в такой мере своей благосклонности к нему, как в том, что удалила с его пути Сен-Жюста". Значит, это мнение не одной Юрсенар.)) Спасибо за ссылку.))
-
-
23.10.2008 в 15:36а мне показалось, она его любит.
Возможно )) Любовь - материя тонкая.
Хотя, в общем, любви к революции и революционерам я у нее не заметила...
-
-
23.10.2008 в 15:43-
-
23.10.2008 в 17:34после Термидора газета, издававшаяся специально для распространения в армии, в течение некоторого времени не сообщала о перевороте, потому что в армиях, где Сен-Жюст был комиссаром, "было бы опасно говорить об этом"
хм, интересно... (какая же у меня испорченная Наполеоном и его 18 брюмера голова, чтобы тогда понять логику 9 термидора...)
Сен-Жюст был единственным, кто мог бы стать реальным соперником Наполеону, единственным, кому "под силу было заставить меч трепетать перед законом"
У него это получилось бы лучше, чем у Барраса точно))))
tes3m человек проявил уже себя, но при этом разочаровался во всем, так что сам уже не стремится к власти
трудная жизнь у идеалистов
-
-
23.10.2008 в 17:43-
-
23.10.2008 в 20:05Эту книгу читала Miss_N и сказала мне
Artemiz
(какая же у меня испорченная Наполеоном и его 18 брюмера голова, чтобы тогда понять логику 9 термидора...)
Ну а "логика" двух переворотов и в самом деле совершенно разная...
tes3m
У Цветаевой где-то было о том, что Сен=жюст не мог бы быть на месте Наполеона...
- Ой, как интересно! - то есть, что и Цветаева об нем писала...
-
-
23.10.2008 в 20:14-
-
23.10.2008 в 21:15-
-
24.10.2008 в 05:46кстати, загляните