Спасайте собак и полковника Черчилля! (с)
Лоек о Станиславе Потоцком.
Портрет Станислава Щенсного (Феликса) Потоцкого с сыновьями Щенсным Ежи (Юрием) и Станиславом, художник Жан-Батист Лампи.

читать дальшеОтцом будущего маршалка Тарговицкой конференции был Францишек Салезий Потоцкий (родился в 1700 г.), воевода киевский, человек упрямый, чванливый и несдержанный, характерный тип польского магната, которого аж распирало от фамильной спеси и который был убежден в своем врожденном праве решать судьбу Речи Посполитой. От первой жены, Софии Жечицкой, он не дождался потомков, овдовев, он женился вторично на дальней родственнице, дочери познаньского воеводы Анне Эльжбете Потоцкой и взял за ней в приданое сорок деревень и несколько городков. Громадные владения киевского воеводы тянулись вдоль всей Червонной Руси, были разбросаны по Сандомирскому и Краковскому воеводствам, ему принадлежала значительная часть Брацлавщины, в т.ч. Браилов, Умань с окрестностями и Нестерварка, позднее переименованная в Тульчин. Главной резиденцией оставался Кристинополь на Волыни, где в месте слияния рек Буг и Жолокия Потоцкий построил роскошный дворец и заложил просторный парк. У супругов Потоццких было пятеро детей: четыре дочери и один сын. (…) Единственный сын и наследник большого состояния, Станислав Щенсный Потоцкий, родился в Кристинополе в 1752 году.
При кристинопольском дворе царила странная и нездоровая атмосфера. Отца и мать Щенсного, - рассказывает мемуарист, - «считали людьми гордыми, неприступными, суровыми, мстительными, богатство которых было самой грозной силой в борьбе с их врагами. Из-за этих недостатков их здесь называли разбойниками с Карпатских гор, и они не пользовались уважением не только у сограждан-соседей, а и у своих домочадцев и челяди. Этот двор в городке Кристинополь Белзского воеводства был очагом всяческих беззаконий, более того, аморальности и преступности. Он был полон прихлебателей, лентяев и болтунов, что же касается дворовых интриг, они здесь были стихией и развлечением для супругов.» (…)
Удивительный факт: Станислав Щенсный, за исключением фамильной гордыни и самовлюбленности, не унаследовал, по сути, ни одной черты характера своих родителей. Его слабость, мягкость и уступчивость удивляли впоследствии всех, кто помнил железный характер Францишека и Анны Потоцких. Окруженный с раннего детства самой тщательной опекой, Щенсный, к сожалению, демонстрировал невиданную интеллектуальную вялость и умственную тупость. Над ним тщетно бился постоянный воспитатель и учитель, ксендз Вольф из пиарского коллегиума в Варенже, который волей-неволей должен был, наконец, четко реализовать указания его родителей, которые хотели воспитать Щенсного в духе магнатской родовой гордыни и бездумной, поверхностной религиозности.
На пороге совершеннолетия Щенсный был психически неуравновешенным и ограниченным юношей, совершенно неспособным самостоятельно мыслить, разговаривая с отцом, он буквально дрожал от страха, мать относилась к нему, как к 10-летнему мальчику. Сложно сказать, отдавали ли воевода и его супруга себе отчет в патологической заторможенности умственного развития их сына, не вызывает сомнений, что, вопреки всему они видели перед ним прекрасное будущее, возможно, даже представляли на троне Речи Посполитой. Они заранее побеспокоились и о первых титулах для Щенсного: имея всего 16 лет от роду, он стал белзским старостой.
В 1770 г. Станиславу Щенсному Потоцкому исполнилось 18; в стране продолжалась борьба Барской конфедерации, на Червонной Руси сверепствовало какое-то поветрие. Отец выслал его из Кристинополя, поручив объехать окрестные имения. Во время этой поездки молодой Потоцкий завернул на Сушницкий хутор под Кристинополем, имение любачевского ловчего Якуба Коморовского. (…) Коморовские герба Корчак были старинным шляхетским родом, зафиксированным в документах еще с 15 в., хотя и не магнатским, но довольно зажиточным и не обделенным общим уважением. Мерилом общественной бездны, которая разделяла в 18 в. заурядного шляхтича среднего достатка и польского магната, был тот факт, что в понимании киевского воеводы о любом сродстве между родом Потоцких и родом Коморовских не могло быть и речи. А между тем, такое родство вполне могло стать реальностью.
У Якуба и Антонины Коморовских была дочь Гертруда, молоденькая и очень красивая девушка. Неизвестно, при каких обстоятельствах Щенсный Потоцкий познакомился с ней, но факт, что в время своей поздки в 1770 г. и пребывания на Сушницком хуторе он завел с ней роман. Судя по всему, Коморовские благосклонно смотрели на доверительные отношения своей дочери с наследником самого большого магнатского состояния в Речи Посполитой и, осознавая ценность своего шляхетского герба, не думали, будто счастью молодых может что-то помешать. Щенсный влюбился в Гертруду без памяти, как юноша, впервые освободившийся из-под родительской опеки. Осенью 1770 г. Он под разными предлогами вырывался из Кристинополя и часто посещал Сушницкий хутор. Последствия этих визитов не заставили себя долго ждать – Гертруда забеременела. Коморовские, возмущенные замешательством Щенсного, который боялся дома признаться в своем грехе, требовали тайного брака с Гертрудой. 10 ноября 1770 г. был составлен брачный контракт, 26 декабря в греко-католической церкви в Нестаничах приходской священник Длужневский свершил над молодой парой таинство венчания. Брак был тайным, однако состоялся с соблюдением всех необходимых формальностей и с юридической точки зрения был безукоризненным. Однако новобрачная вынуждена была остаться в родительском доме.
Через несколько недель известие об этом событии каким-то образом достигло слуха киевского воеводы. Францишек Потоцкий был взбешен; призвав к себе Щенсного, он сначала ласковыими уговорами, а потом внезапным натиском убедил его, что такой брак недостоин наследника великого имени Потоцких, и добился от него согласия подать в консисторию иск о разорвании брака, освященного якобы вопреки воле жениха, которого соблазнила и ввела в заблуждение семья Коморовских. Станислав смиренно подписал бумаги, которые ему подсунул отец, и угнетенно ожидал, чем все это закончится.
Продолжение следует...
Портрет Станислава Щенсного (Феликса) Потоцкого с сыновьями Щенсным Ежи (Юрием) и Станиславом, художник Жан-Батист Лампи.

читать дальшеОтцом будущего маршалка Тарговицкой конференции был Францишек Салезий Потоцкий (родился в 1700 г.), воевода киевский, человек упрямый, чванливый и несдержанный, характерный тип польского магната, которого аж распирало от фамильной спеси и который был убежден в своем врожденном праве решать судьбу Речи Посполитой. От первой жены, Софии Жечицкой, он не дождался потомков, овдовев, он женился вторично на дальней родственнице, дочери познаньского воеводы Анне Эльжбете Потоцкой и взял за ней в приданое сорок деревень и несколько городков. Громадные владения киевского воеводы тянулись вдоль всей Червонной Руси, были разбросаны по Сандомирскому и Краковскому воеводствам, ему принадлежала значительная часть Брацлавщины, в т.ч. Браилов, Умань с окрестностями и Нестерварка, позднее переименованная в Тульчин. Главной резиденцией оставался Кристинополь на Волыни, где в месте слияния рек Буг и Жолокия Потоцкий построил роскошный дворец и заложил просторный парк. У супругов Потоццких было пятеро детей: четыре дочери и один сын. (…) Единственный сын и наследник большого состояния, Станислав Щенсный Потоцкий, родился в Кристинополе в 1752 году.
При кристинопольском дворе царила странная и нездоровая атмосфера. Отца и мать Щенсного, - рассказывает мемуарист, - «считали людьми гордыми, неприступными, суровыми, мстительными, богатство которых было самой грозной силой в борьбе с их врагами. Из-за этих недостатков их здесь называли разбойниками с Карпатских гор, и они не пользовались уважением не только у сограждан-соседей, а и у своих домочадцев и челяди. Этот двор в городке Кристинополь Белзского воеводства был очагом всяческих беззаконий, более того, аморальности и преступности. Он был полон прихлебателей, лентяев и болтунов, что же касается дворовых интриг, они здесь были стихией и развлечением для супругов.» (…)
Удивительный факт: Станислав Щенсный, за исключением фамильной гордыни и самовлюбленности, не унаследовал, по сути, ни одной черты характера своих родителей. Его слабость, мягкость и уступчивость удивляли впоследствии всех, кто помнил железный характер Францишека и Анны Потоцких. Окруженный с раннего детства самой тщательной опекой, Щенсный, к сожалению, демонстрировал невиданную интеллектуальную вялость и умственную тупость. Над ним тщетно бился постоянный воспитатель и учитель, ксендз Вольф из пиарского коллегиума в Варенже, который волей-неволей должен был, наконец, четко реализовать указания его родителей, которые хотели воспитать Щенсного в духе магнатской родовой гордыни и бездумной, поверхностной религиозности.
На пороге совершеннолетия Щенсный был психически неуравновешенным и ограниченным юношей, совершенно неспособным самостоятельно мыслить, разговаривая с отцом, он буквально дрожал от страха, мать относилась к нему, как к 10-летнему мальчику. Сложно сказать, отдавали ли воевода и его супруга себе отчет в патологической заторможенности умственного развития их сына, не вызывает сомнений, что, вопреки всему они видели перед ним прекрасное будущее, возможно, даже представляли на троне Речи Посполитой. Они заранее побеспокоились и о первых титулах для Щенсного: имея всего 16 лет от роду, он стал белзским старостой.
В 1770 г. Станиславу Щенсному Потоцкому исполнилось 18; в стране продолжалась борьба Барской конфедерации, на Червонной Руси сверепствовало какое-то поветрие. Отец выслал его из Кристинополя, поручив объехать окрестные имения. Во время этой поездки молодой Потоцкий завернул на Сушницкий хутор под Кристинополем, имение любачевского ловчего Якуба Коморовского. (…) Коморовские герба Корчак были старинным шляхетским родом, зафиксированным в документах еще с 15 в., хотя и не магнатским, но довольно зажиточным и не обделенным общим уважением. Мерилом общественной бездны, которая разделяла в 18 в. заурядного шляхтича среднего достатка и польского магната, был тот факт, что в понимании киевского воеводы о любом сродстве между родом Потоцких и родом Коморовских не могло быть и речи. А между тем, такое родство вполне могло стать реальностью.
У Якуба и Антонины Коморовских была дочь Гертруда, молоденькая и очень красивая девушка. Неизвестно, при каких обстоятельствах Щенсный Потоцкий познакомился с ней, но факт, что в время своей поздки в 1770 г. и пребывания на Сушницком хуторе он завел с ней роман. Судя по всему, Коморовские благосклонно смотрели на доверительные отношения своей дочери с наследником самого большого магнатского состояния в Речи Посполитой и, осознавая ценность своего шляхетского герба, не думали, будто счастью молодых может что-то помешать. Щенсный влюбился в Гертруду без памяти, как юноша, впервые освободившийся из-под родительской опеки. Осенью 1770 г. Он под разными предлогами вырывался из Кристинополя и часто посещал Сушницкий хутор. Последствия этих визитов не заставили себя долго ждать – Гертруда забеременела. Коморовские, возмущенные замешательством Щенсного, который боялся дома признаться в своем грехе, требовали тайного брака с Гертрудой. 10 ноября 1770 г. был составлен брачный контракт, 26 декабря в греко-католической церкви в Нестаничах приходской священник Длужневский свершил над молодой парой таинство венчания. Брак был тайным, однако состоялся с соблюдением всех необходимых формальностей и с юридической точки зрения был безукоризненным. Однако новобрачная вынуждена была остаться в родительском доме.
Через несколько недель известие об этом событии каким-то образом достигло слуха киевского воеводы. Францишек Потоцкий был взбешен; призвав к себе Щенсного, он сначала ласковыими уговорами, а потом внезапным натиском убедил его, что такой брак недостоин наследника великого имени Потоцких, и добился от него согласия подать в консисторию иск о разорвании брака, освященного якобы вопреки воле жениха, которого соблазнила и ввела в заблуждение семья Коморовских. Станислав смиренно подписал бумаги, которые ему подсунул отец, и угнетенно ожидал, чем все это закончится.
Продолжение следует...
Вечером 13 февраля 1771 г. отряд надворных казаков киевского воеводы под командованием Александра Домбровского, персоны, которую в Кристинополе величали полковником, и какого-то Вильчека, напали на усадьбу в Новоселке. Повергнув в ужас домашних, напавшие похитили Гертруду Потоцкую, бывшую уже на 5 или 6 месяце беременности (несмотря на мороз, ее якобы волокли в тонком платье по снегу) и силой усадили в сани.
Что произошло в последующие несколько часов, выяснить не удалось. Известно только то, что Гертруду живой уже никуда не привезли. По версии, наиболее выгодной для Потоцких, отряд, который вез ее, по дороге встретил обоз, чтобы заглушить отчаянные крики Гертруды, Вильчек и Домбровский накрыли ее голову подушками, отчего жертва задохнулась. Более вероятным кажется, что смерть Гертруды была следствием выполнения тайных приказов воеводы, который, наверняка, пришел к выводу, что такое решение дела будет куда быстрее и надежнее, чем долгий процесс со скандальной оглаской и сомнительным приговором (тем более, через несколько месяцев на свет должен был появиться ребенок Щенсного). Труп Гертруды убийцы бросили в прорубь на реке Рата около Сельца – Бельского.
В это самое время отец и муж, чья жена и нерожденное еще дитя были замучены, как можно тщательные выполнял все приказы своих родителей, пытаясь заслужить их прощение, устно и письменно заверяя их в том, что только теперь понял, как подло обошлись с ним Коморовские. (…) Возможно, он по-своему глубоко переживал убийство Гертруды. Поговаривали, будто он даже пытался наложить на себя руки: однажды заперся в уборной и начал перочинным ножиком резать себе горло, однако его личный камердинер Быстецкий ворвался туда вслед за господином и отобрал у него смертоносное орудие, которым тот успел лишь слегка поранить себе шею. Рассказывали также, что до конца жизни он носил при себе миниатюру Гертруды. Но это не побудило его хотя бы положить конец издевательствам над памятью покойной жены в разных судебных манифестах, провозглашаемых супругами Потоцкими, даже после их смерти, когда можно было не бояться гнева жестокого отца и суровой матери.
(…) Этот брак соединил двух людей с совершенно отличным складом ума и характера. Интеллектуальным уровнем и культурными интересами пани Потоцкая в значительной мере превосходила своего супруга. Среди прочего она рисовала, и ее рисунки и картины маслом считались весьма удачными. Были у нее и литературные амбиции – она писала комедийки и рассказы, сочиняла эпиграммы и стихи по поводу каких-то событий. Произведения ее имели успех, неоднократно переписывались и передавались из рук в руки, заинтересовав даже Станислава Августа. Юзефина, однако, была одарена не только художественным и литературным талантом, но и бурным темпераментом, который перестала сдерживать задолго до брака, а в Тульчине, после относительно короткого периода относительно слаженной семейной жизни со Щенсным, начала без угрызений совести удовлетворять свои потребности каждый раз с новыми любовниками. На протяжении лет супружества Потоцкие нажили 11 детей – 7 дочек и 4 сыновей. Но из всех их, кажется, только трое самый старших (Пелагия, Щенсный Ежи и Людвика) были зачаты со Станиславом Щенсным, а прочим приписывались разные отцы, что весьма походило на правду, поскольку пани Юзефина почти не жила в Тульчине, часто выезжала за границу и, не церемонясь, вела там весьма вольный образ жизни. В первые годы брака Щенсный был влюблен в жену до беспамятства, посвящал ей даже стихи.
И, как записала в своих воспоминаниях воспитанница дома Потоцких пани Вероника, урожденная Младанович Кребс, которая сберегла это стихотворение как ценную память о пане Щенсном – «эта просьба была исполнена, мы увидели ясновельможного Щенсного через девять месяцев после рождения вельможной княжны Пелагии». Осчастливленный этим событием, Потоцкий пишет еще одно стихотворение, где выражает надежду на долгую и счастливую совместную жизнь в лоне семьи.
А его сын, соответственно, Ежи Щенсный - Ежи Феликс.
очень хочется почитать что же было дальше))
А еще... я вот насколько поняла, у Вас книга о Щеславе... А там есть гравюры его детей? Я в сети сколько искала, только Ежи нашла х) Так интересно посмотреть на них!
Книги сейчас под рукой нет, навскидку могу показать дочерей Щенсного от брака с Софией: Софию Станиславовну, по мужу Киселеву и Ольгу Станиславовну, по мужу Нарышкину.
И есть еще вот такая занятная книжечка:
www.ozon.ru/context/detail/id/4707681/
В той части, что касается непосредственно Софии Витт-Потоцкой, мне больше понравилась работа Ежи Лоека, а второй раздел, о дочерях, оказался очень познавательным.
Другие фрагменты перевода в сообществе:
rosarosa.diary.ru/p48424385.htm
rosarosa.diary.ru/p48845613.htm
rosarosa.diary.ru/p48697347.htm
rosarosa.diary.ru/p55795186.htm
читать дальше
А я вот на википедии такую картину нашла. Автор Марчелло Бачареллі (1731–1818), картина висит в национальном музее Варшавы. Написано что портрет Щенсного с дочерью, но с какой именно не указано. Не знаете кто это?
И еще - что до Болеслава, то мне попалось предположение, что он на самом деле был рожден Софией от Ежи
Увы, затрудняюсь определить - более того, раньше эту картину не видела, спасибо!