Баллада о старом моряке
Перевод Игоря Меламеда
В СЕМИ ЧАСТЯХ
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
О том, как корабль, пересекший Экватор, был заброшен штормами в холодную страну близ Южного полюса, как оттуда он уплыл в тропические широты Великого Тихого океана, о странных событиях, там произошедших, и о том, как Старый Моряк возвратился в свое отечество.
читать дальше
I
Седой Моряк, остановил
Он юношу в двери.
"Старик с безумным блеском глаз,
Что нужно? Говори!
Все гости в сборе, ждет меня
Жених: ему я брат.
И сей порой там пир горой,
Ты слышишь, как шумят!"
"И был корабль…" - сказал старик,
Держал всё гостя он.
"Ну что ж, Моряк, пойдем со мной,
Коль твой рассказ смешон".
"И был корабль…" - тот молвил вновь,
Но тут рванулся гость:
"Прочь, седовласый плут, не то
Мою узнаешь трость!"
Но старика горящий взгляд
Вернее цепких рук:
И юноша пред Моряком
Преобразился вдруг.
Послушно он на камень сел
У двери, а Моряк,
Сверкнув очами на него,
Рассказ свой начал так:
"Толпа ревет, корабль плывет,
И нет счастливей нас.
И холм, и церковь, и маяк
Скрываются из глаз.
Вот солнце слева поднялось,
И океан в огне.
И вновь на дно идет оно
По правой стороне.
Оно всё выше с каждым днем
Над мачтою встает…"
У гостя вновь вскипает кровь:
Вблизи гремит фагот.
Невеста чинно входит в зал,
Чаруя каждый взор.
Она как роза хороша,
Ей кланяется хор.
И снова гость смиряет злость:
Не вырваться никак.
Сверкнув очами на него,
Моряк продолжил так:
"О незнакомец! Вихрь и шторм
Пришли на горе нам.
И долго шквал корабль наш гнал,
Как щепку, по волнам.
Туман, и снег, и холода
На горе нам идут.
Громадный лед встает из вод,
Блестя, как изумруд.
Здесь солнца нет. Зловещий свет
Горит сквозь лед и снег.
Жить не могли б средь этих глыб
Ни зверь, ни человек.
Здесь всюду лед, здесь лед везде,
Здесь всё вокруг во льду,
И он трещит, и он гремит,
Грохочет, как в аду.
Благой Творец! К нам наконец
Прибился Альбатрос.
И, как с родным, приветлив с ним
Был каждый наш матрос.
Пока из рук кормился он,
Над палубой кружа,
Спасались мы от снежной тьмы,
Проклятый лед круша.
Попутный ветер нас нашел,
Нас южный ветер нес.
И пищу брать, иль поиграть
Слетал к нам Альбатрос.
Он в час ночной во мгле сырой
На мачте спал у нас.
Едва видна, над ним луна
Всходила девять раз".
"Что смотришь так, седой Моряк?
Спаси тебя Христос
От силы злой!" - "Моей стрелой
Убит был Альбатрос".
II
"Вот солнце справа поднялось,
И океан в огне.
Теперь на дно идет оно
По левой стороне.
Попутный ветер мчит корабль
По ласковым волнам.
Никто играть иль пищу брать
Не прилетает к нам.
По мненью всех был смертный грех,
Был адский грех свершен:
Тот Альбатрос нам бриз принес,
И мной застрелен он.
Но солнца луч возник из туч,
И я оправдан был:
Тот Альбатрос туман принес,
И я его убил.
Он вестник бед, и горя нет,
Что я его убил.
И ветер пел, и вал кипел,
И шел корабль вперед.
И первым он нарушил сон
Безмолвных этих вод.
Тут бриз пропал, и парус пал,
И каждый мореход
Вдруг стал кричать, чтоб лишь взорвать
Молчанье этих вод.
Жара стоит, у солнца вид
Кровавого пятна.
Над мачтой замерло оно -
Не больше, чем луна.
Немое море и корабль
Недвижны в духоте,
Как будто кто-то написал
Их кистью на холсте.
Кругом вода, одна вода,
Но сухо на борту.
Кругом вода, одна вода -
Ни капли нет во рту.
Мой Бог, как пусто в глубине! -
Там только гниль и слизь.
И твари скользкие наверх
Оттуда поднялись.
Во тьме ночной огонь дурной
То здесь, то там горел,
Как в лампах ведьм, - и океан
Был зелен, синь и бел.
И нам во снах явился дух,
Погнавший нас сюда,
Тот дух, что плыл за нами вслед
Из края мглы и льда.
У каждого из нас язык
Как бы сожжен дотла,
И все мы немы, словно рты
Забила нам зола.
Меня винят и стар и млад,
Их каждый взгляд и жест.
И мне на шею Альбатрос
Повешен был, как крест.
III
Я что-то в небе увидал,
Какое-то пятно.
И походило на туман,
И двигалось оно.
И мне казалось, что вдали
Белеет полотно.
Виденье близилось, оно
Скользило над водой,
Ныряло, делало круги,
Как резвый дух морской.
Смолк плач, смолк смех - давно у всех
Пропали голоса.
Я впился в руку черным ртом
И выпил крови, и с трудом
Им крикнул: "Паруса!"
Хоть крик был тих, во взорах их
Зажег он к жизни страсть.
И всем им стало вдруг легко,
И все вздохнули глубоко,
Как бы напившись всласть.
Но я всмотрелся, страха полн,
В корабль чудесный тот:
Он шел без ветра и без волн
И не касался вод.
Кончался день, и запад весь
Охвачен был огнем,
Ложилось солнце в океан
И отражалось в нем,
И призрак тот меж солнцем плыл
И нашим кораблем.
Решеткой забран солнца лик,
Как будто бы оно
(Помилуй, Дева, нас!) глядит
В тюремное окно.
Он близко! (ужасался я
И продолжал следить)
Не паруса ль блестят в лучах,
Как паутины нить?
Не ребра ли его сейчас
Нам застят солнца свет?
И кто там скалится на нас? -
Старуха и скелет!
Скелет сей был черней могил
И ада самого.
И лишь местами, точно ржой,
Покрылась бурою корой
Сырая кость его.
У той, что с ним, бесстыдный взгляд,
Кроваво-красный рот,
А кожа савана белей -
То Смерть, и воздух рядом с ней
Холодный, точно лед.
Они играют в кости там,
Злорадства не тая.
И Смерть свистит, и Смерть кричит:
"Я выиграла! Я!"
Тут вихрь на миг качнул их бриг,
В скелет ударил он,
Да так, что в дырах глаз и рта
Раздался свист и стон.
И тотчас призрачный корабль
Уплыл бесшумно прочь.
И меж рогов луны зажглась
Одна звезда, как яркий глаз,
И наступила ночь.
У всех на лицах страх и боль
Читал я при луне.
И каждый взор следил за мной,
И слал проклятье мне.
Их было двести человек,
И каждый мертвым пал -
Без всяких мук, как будто вдруг
Сраженный наповал.
И души их неслись во мрак
Иль в райские края,
И рассекали воздух так,
Как та стрела моя.
IV
"Меня пугаешь ты, Моряк!
Худа твоя рука,
Как лунь ты сед, у кожи цвет
Намокшего песка.
Ты тощ, как жердь, костляв, как смерть,
И взгляд ужасен твой".
"Не бойся, гость, я уцелел
Проклятой ночью той.
Совсем один, один я был
На целый океан,
И Царь Небесный не целил
Моих душевных ран.
Лежат красавцы-моряки:
О, сколько, сколько их!
А слизни мерзкие живут,
И я среди живых.
Я глянул на море, но гниль
Я видеть не хотел.
Взглянул на палубу, но там
Лишь груда мертвых тел.
Взглянул на небо, но молясь,
Был холоден и сух,
Как будто бы в меня вошел
Какой-то злобный дух.
Я веки тяжкие смежил
От боли, но, увы,
И океан, и небеса
Давили на мои глаза, -
И все вокруг мертвы!
Их лица хладный пот покрыл,
И каждый, как живой,
На мне, на мне остановил
Взор беспощадный свой.
Кто проклят сиротой, тот стал
Добычею чертей.
Но знай: проклятье мертвецов
Во много раз страшней,
Когда ты смотришь в их глаза
Семь дней и семь ночей.
Бесплотным призраком взошла
Над тишиной воды
Луна и за собой вела
Одну иль две звезды.
И жаркий океан белел
Как снег в лучах луны,
Но там, где тень корабль бросал,
Был цвет воды зловеще ал
До самой глубины.
Вдали от тени корабля,
В сиянье белом я
Увидел дивных змей морских:
Они всплывали, и у них
Светилась чешуя.
В сиянье лунном их наряд
Заметен был везде:
Зеленый, черный, голубой,
И след тянулся золотой
За ними по воде.
Мой Бог, какое счастье быть
Творением Твоим!
Я неожиданно послал
Благословенье им!
От всей души моей послал
Благословенье им.
И помолился, и спустя
Мгновение одно
С меня сорвался Альбатрос
И камнем пал на дно.
V
О милый легкокрылый сон,
Отрада всех сердец!
Мне с неба Пресвятая Мать
Желанный сон, как благодать,
Прислала наконец.
Мне снилось, как в пустой наш бак
Текла воды струя.
И пил во сне я, и под шум
Дождя проснулся я.
Был влажен черный мой язык
И холодна гортань.
А дождь шумел, и плоть моя
Пила его сквозь ткань.
Ни рук не чувствуя, ни ног,
Я легок был, как пух.
Быть может, умер я во сне
И ныне - райский дух?
Вдруг до меня издалека
Донесся ветра гул.
И ветер тот уже слегка
Наш парус шевельнул.
И мириадами огней
Взорвался небосклон:
Летел волшебный фейерверк
Вперед, назад, и вниз, и вверх,
И звезд касался он.
Стал дальний ветер так могуч,
Что парус ожил вмиг,
И дождь хлестал из черных туч,
Затмивших лунный лик.
И пелена разодралась,
Скрывавшая луну,
И, как поток с отвесных круч,
Упала молния из туч
В кипящую волну.
И с воем вихрь настиг корабль,
Но тотчас и заглох.
Ударил гром, и мертвецов
Раздался тяжкий вздох.
Они вздыхают и встают,
Молчание храня.
Как это странно! Иль кошмар
Преследует меня?
И кормчий вновь повел корабль,
Хоть мертвый штиль кругом,
И каждый занят был своим
Обыденным трудом,
Безжизнен, точно автомат,
И страшен, как фантом.
Стоял племянник мой, плечом
Прижавшийся ко мне.
И мы тянули с ним канат
В ужасной тишине.
Но голос мой звучал бы там
Ужаснее вдвойне.
И все с рассветом собрались
У мачты в тесный круг,
И упоительную песнь
Они запели вдруг.
И каждый звук порхал вокруг,
И улетал в зенит,
И одиноко падал вниз
Иль был с другими слит.
То будто жаворонка трель
Я слышал, а порой
Всех птиц поющих голоса,
Что наполняют небеса
Меж сушей и водой.
Мне чудился оркестра гром
И дудочки напев,
Хор ангелов, какому рай
Внимает онемев.
И стихло всё. Осталось лишь
Гуденье парусов:
Так летним днем шумит ручей
В тиши густых лесов
И усыпляет их, журча
Среди ночных часов.
О, слушай, слушай, юный гость!"
"Моряк, покорен я:
Под взором замерли твоим
Душа и плоть моя".
"Ничья история еще
Так не была грустна.
Печальней завтра и мудрей
Ты встанешь ото сна.
Никто из смертных не слыхал
Истории грустней…
И вновь матросы занялись
Работою своей.
Тянуть канаты принялись,
Молчание храня,
И, словно я прозрачен был,
Глядели сквозь меня.
И до полудня шел корабль,
Хоть штиль стоял кругом.
Он ровно плыл, как будто был
Самой водой ведом.
И плыл под ним из царства зим,
Где вечный мрак и лед,
Суровый дух и гнал корабль
По глади мертвых вод.
Но в полдень стихли паруса,
И наш прервался ход.
Под жгучим солнцем встали мы
В безмолвии морском.
Но тут нас бросило вперед
Отчаянным рывком,
И вновь отбросило назад
Отчаянным рывком.
И наш корабль подпрыгнул вдруг,
Как конь, чей норов дик,
И я на палубу упал,
И чувств лишился вмиг.
Не знаю, долго ль я лежал,
Как будто неживой.
Не выходя из забытья,
Два голоса услышал я,
Паривших надо мной.
"Не тот ли это человек, -
Послышался вопрос, -
Чьей волей злой и чьей стрелой
Повержен Альбатрос?
Он тяжкий грех свершил: его
Любила птица та,
А к ней пылал любовью дух,
Владыка мглы и льда".
И голос сладкий, как нектар,
Послышался в ответ:
"Он должен кару понести,
Чтобы увидеть свет".
VI
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
"О, что-нибудь еще скажи,
Пока Моряк наш спит.
Что движет быстрым кораблем?
Каков у моря вид?"
ВТОРОЙ ГОЛОС
"Оно, как раб перед царем,
В недвижности немой.
Громадный глаз его сейчас
Заворожен луной.
Луне оно подчинено
И в штиль, и в ураган.
Смотри же, брат, как мягок взгляд
Луны на океан".
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
"Но как без ветра кораблю
Возможно так идти?"
ВТОРОЙ ГОЛОС
"Раздвинут воздух перед ним
И сомкнут позади.
Уж близко ночь, летим же прочь,
Чтоб не застиг нас мрак.
Корабль вот-вот замедлит ход,
Придет в себя Моряк".
Я встал. Шел тихо под луной
Корабль уставший наш.
И вновь возник передо мной
Ужасный экипаж.
И вновь на палубе они
Столпились, и на мне
Остановился каждый взор,
Блестевший при луне.
Всё то ж проклятие навек
В глазах застыло их:
Ни отвернуться я не мог,
Ни помянуть святых.
И в этот миг, как злой кошмар,
Исчезло колдовство.
Я стал глядеть вперед, почти
Не видя ничего.
Так тот, кто темною тропой,
Дрожа, пустился в путь,
Идет и голову назад
Не смеет повернуть,
И оставляет за спиной
Таинственную жуть.
Тут ветер на меня подул
Неслышною струей.
Он веял и не возмущал
Поверхности морской.
Как дуновение весны,
Как луговой зефир,
Ласкал он щеки и глаза,
Вселяя в душу мир.
И всё быстрее плыл корабль,
Но тихо, как во сне.
И всё нежнее ветер дул,
И льнул он лишь ко мне.
Иль это вправду сон? И я
Опять в родном краю?
И холм, и церковь, и маяк
С волненьем узнаю.
Мы входим в гавань, и в слезах
Я стал молить Творца:
"Дай мне проснуться, или пусть
Не будет сну конца!"
Залива гладкая вода
Прозрачнее стекла,
И в ней луна отражена, Огромна и светла.
Залив сиял, пока над ним
Не вырос рой теней,
Как будто это вился дым
От факельных огней.
И рой пурпуровых теней
Над кораблем витал.
Я глянул на руки свои:
Их цвет был странно ал.
Всё та же жуть сдавила грудь,
Я поглядел назад:
О Боже правый! Мертвецы
Пред мачтою стоят!
И руки подняты у всех,
Прямые, как мечи.
И полыхают руки те,
Как факелы в ночи.
И отражают их глаза
Пурпурные лучи.
Молясь, отворотясь от них,
Я стал глядеть вперед:
В заливе ветра нет, и тих
Простор прибрежных вод.
Вот холм сверкает золотой,
На нем светлеет храм,
Недвижен флюгер под луной,
И так спокойно там!
И, молчалив, сиял залив,
Пока, за строем строй,
Не вырос в воздухе над ним
Теней пурпурных рой.
Они над самым кораблем
Парили в вышине.
Мой взор на палубу упал:
О, что открылось мне! -
Лежали трупы, но клянусь
Распятием святым:
Стоял над каждым мертвецом
Лучистый серафим.
И звал меня, рукой маня,
Лететь за ним вослед
В страну немеркнущего дня,
Откуда нес нам свет.
И звал меня, рукой маня,
И этот зов немой,
Клянусь, был слаще для меня
Всей музыки земной.
И вскоре плеск весла и крик
Гребца услышал я.
Невольно обратясь назад,
Смотрю: плывет ладья.
Но чудотворный свет погас,
И трупы при луне
Опять стоят и за канат
Берутся, как во сне.
Не мог их риз коснуться бриз,
И льнул он лишь ко мне.
С гребцом в той лодке мальчик плыл -
О всеблагой Творец! -
Я так им рад был, что забыл
О мертвых наконец.
Отшельник третьим был в челне.
Я слышал, как в тиши
Он громко гимны пел, что сам
Слагал в лесной глуши. -
Кровь Альбатроса смоет он
С измученной души.
VII
Отшельник тот у самых вод
Живет в глуши лесной.
И песнь его слышна кругом,
И с чужеземным моряком
Толкует он порой.
В молениях анахорет
Проводит целый день.
Ему подушку заменил
Обросший мохом пень.
Челн приближался. "Странно как! -
Гребца раздался глас -
Где ж этот дивный райский свет,
Сиявший нам сейчас?"
Святой сказал: "Никто на наш
Не отвечает зов.
Гнила обшивка корабля,
А ткань у парусов
Как истончилась, погляди!
Так посреди лесов
Сухие листья тлеют - их
Уносит прочь ручей,
Когда ложится снег окрест
И свой приплод волчица ест
Под злобный крик сычей".
"Мне страшно! - отвечал гребец -
То был бесовский свет!"
"Не бойся и веди ладью!" -
Велел анахорет.
Челн приближался. Я застыл,
Рукой не шевеля,
И вслушивался в грозный гул
Под килем корабля.
И грянул гром, подняв со дна
Гигантскую волну,
И миг спустя ушел корабль
Свинцом во глубину.
Дрожали небо и залив,
И я был страха полн,
Когда, подобно трупу всплыв,
Отдался воле волн,
Но чудом вновь остался жив:
Попал в тот самый челн.
Он там кружился, где корабль
Сразил подводный гром.
Настала тишь, и эхо лишь
Носилось над холмом.
Гребец упал без чувств, едва
Я приоткрыл глаза.
Святой молился и глядел
С тревогой в небеса.
Я сел грести, но тут дитя,
Видать, с ума сошло:
Хохочет громко, на меня
Посматривает зло,
"Ха! Ха! - кричит, - веселый вид!
Бес взялся за весло!"
Но вот уж берег мой родной,
И я на твердь ступил!
Святой с трудом покинул челн:
Он был совсем без сил.
"Послушай исповедь, отец!" -
Крестясь, анахорет
Спросил меня: "Ты кто такой?
Немедля дай ответ!"
И повесть горькую мою
Услышал тотчас он,
И от мучительной тоски
Я был освобожден.
Но часто с той поры меня
Тоска гнетет опять
И заставляет эту быль
Все время повторять.
И я, как ночь, из края в край
Хожу и каждый раз
Распознаю в толпе людской
Того, кто должен слушать мой
Трагический рассказ.
За дверью той всё пир горой,
И нет гостям числа.
В саду поет девичий хор,
Невеста так мила!
Но слышишь звон? Меня во храм
Зовут колокола.
О гость! Я так был одинок
В безжизненных морях,
Как, верно, не был даже Бог
В заоблачных мирах.
О юный гость! Я отдал дань
Забавам и пирам.
Но слаще с добрыми людьми
Идти молиться в храм.
Идти во храм, как повелел
Небесный наш Отец,
Где благодать приобретя,
Совместно молятся дитя,
И старец, и юнец.
Прощай теперь, но верь, но верь,
Лишь тот блажен вовек,
Кому родной и всякий зверь,
И всякий человек.
Блажен, кто молится за всех,
За всю живую плоть,
Что сотворил и возлюбил
Великий наш Господь".
Моряк с безумным блеском глаз
И белой бородой
Исчез, а гость побрел к себе,
И был он сам не свой.
Ушел от свадебных дверей
Смущен, ошеломлен,
Но и печальней, и мудрей
Проснулся утром он.
публиковано в журнале:
«Слово\Word» 2005, №46
ПОЭЗИЯ
Перевод Игоря Меламеда
В СЕМИ ЧАСТЯХ
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
О том, как корабль, пересекший Экватор, был заброшен штормами в холодную страну близ Южного полюса, как оттуда он уплыл в тропические широты Великого Тихого океана, о странных событиях, там произошедших, и о том, как Старый Моряк возвратился в свое отечество.
читать дальше
I
Седой Моряк, остановил
Он юношу в двери.
"Старик с безумным блеском глаз,
Что нужно? Говори!
Все гости в сборе, ждет меня
Жених: ему я брат.
И сей порой там пир горой,
Ты слышишь, как шумят!"
"И был корабль…" - сказал старик,
Держал всё гостя он.
"Ну что ж, Моряк, пойдем со мной,
Коль твой рассказ смешон".
"И был корабль…" - тот молвил вновь,
Но тут рванулся гость:
"Прочь, седовласый плут, не то
Мою узнаешь трость!"
Но старика горящий взгляд
Вернее цепких рук:
И юноша пред Моряком
Преобразился вдруг.
Послушно он на камень сел
У двери, а Моряк,
Сверкнув очами на него,
Рассказ свой начал так:
"Толпа ревет, корабль плывет,
И нет счастливей нас.
И холм, и церковь, и маяк
Скрываются из глаз.
Вот солнце слева поднялось,
И океан в огне.
И вновь на дно идет оно
По правой стороне.
Оно всё выше с каждым днем
Над мачтою встает…"
У гостя вновь вскипает кровь:
Вблизи гремит фагот.
Невеста чинно входит в зал,
Чаруя каждый взор.
Она как роза хороша,
Ей кланяется хор.
И снова гость смиряет злость:
Не вырваться никак.
Сверкнув очами на него,
Моряк продолжил так:
"О незнакомец! Вихрь и шторм
Пришли на горе нам.
И долго шквал корабль наш гнал,
Как щепку, по волнам.
Туман, и снег, и холода
На горе нам идут.
Громадный лед встает из вод,
Блестя, как изумруд.
Здесь солнца нет. Зловещий свет
Горит сквозь лед и снег.
Жить не могли б средь этих глыб
Ни зверь, ни человек.
Здесь всюду лед, здесь лед везде,
Здесь всё вокруг во льду,
И он трещит, и он гремит,
Грохочет, как в аду.
Благой Творец! К нам наконец
Прибился Альбатрос.
И, как с родным, приветлив с ним
Был каждый наш матрос.
Пока из рук кормился он,
Над палубой кружа,
Спасались мы от снежной тьмы,
Проклятый лед круша.
Попутный ветер нас нашел,
Нас южный ветер нес.
И пищу брать, иль поиграть
Слетал к нам Альбатрос.
Он в час ночной во мгле сырой
На мачте спал у нас.
Едва видна, над ним луна
Всходила девять раз".
"Что смотришь так, седой Моряк?
Спаси тебя Христос
От силы злой!" - "Моей стрелой
Убит был Альбатрос".
II
"Вот солнце справа поднялось,
И океан в огне.
Теперь на дно идет оно
По левой стороне.
Попутный ветер мчит корабль
По ласковым волнам.
Никто играть иль пищу брать
Не прилетает к нам.
По мненью всех был смертный грех,
Был адский грех свершен:
Тот Альбатрос нам бриз принес,
И мной застрелен он.
Но солнца луч возник из туч,
И я оправдан был:
Тот Альбатрос туман принес,
И я его убил.
Он вестник бед, и горя нет,
Что я его убил.
И ветер пел, и вал кипел,
И шел корабль вперед.
И первым он нарушил сон
Безмолвных этих вод.
Тут бриз пропал, и парус пал,
И каждый мореход
Вдруг стал кричать, чтоб лишь взорвать
Молчанье этих вод.
Жара стоит, у солнца вид
Кровавого пятна.
Над мачтой замерло оно -
Не больше, чем луна.
Немое море и корабль
Недвижны в духоте,
Как будто кто-то написал
Их кистью на холсте.
Кругом вода, одна вода,
Но сухо на борту.
Кругом вода, одна вода -
Ни капли нет во рту.
Мой Бог, как пусто в глубине! -
Там только гниль и слизь.
И твари скользкие наверх
Оттуда поднялись.
Во тьме ночной огонь дурной
То здесь, то там горел,
Как в лампах ведьм, - и океан
Был зелен, синь и бел.
И нам во снах явился дух,
Погнавший нас сюда,
Тот дух, что плыл за нами вслед
Из края мглы и льда.
У каждого из нас язык
Как бы сожжен дотла,
И все мы немы, словно рты
Забила нам зола.
Меня винят и стар и млад,
Их каждый взгляд и жест.
И мне на шею Альбатрос
Повешен был, как крест.
III
Я что-то в небе увидал,
Какое-то пятно.
И походило на туман,
И двигалось оно.
И мне казалось, что вдали
Белеет полотно.
Виденье близилось, оно
Скользило над водой,
Ныряло, делало круги,
Как резвый дух морской.
Смолк плач, смолк смех - давно у всех
Пропали голоса.
Я впился в руку черным ртом
И выпил крови, и с трудом
Им крикнул: "Паруса!"
Хоть крик был тих, во взорах их
Зажег он к жизни страсть.
И всем им стало вдруг легко,
И все вздохнули глубоко,
Как бы напившись всласть.
Но я всмотрелся, страха полн,
В корабль чудесный тот:
Он шел без ветра и без волн
И не касался вод.
Кончался день, и запад весь
Охвачен был огнем,
Ложилось солнце в океан
И отражалось в нем,
И призрак тот меж солнцем плыл
И нашим кораблем.
Решеткой забран солнца лик,
Как будто бы оно
(Помилуй, Дева, нас!) глядит
В тюремное окно.
Он близко! (ужасался я
И продолжал следить)
Не паруса ль блестят в лучах,
Как паутины нить?
Не ребра ли его сейчас
Нам застят солнца свет?
И кто там скалится на нас? -
Старуха и скелет!
Скелет сей был черней могил
И ада самого.
И лишь местами, точно ржой,
Покрылась бурою корой
Сырая кость его.
У той, что с ним, бесстыдный взгляд,
Кроваво-красный рот,
А кожа савана белей -
То Смерть, и воздух рядом с ней
Холодный, точно лед.
Они играют в кости там,
Злорадства не тая.
И Смерть свистит, и Смерть кричит:
"Я выиграла! Я!"
Тут вихрь на миг качнул их бриг,
В скелет ударил он,
Да так, что в дырах глаз и рта
Раздался свист и стон.
И тотчас призрачный корабль
Уплыл бесшумно прочь.
И меж рогов луны зажглась
Одна звезда, как яркий глаз,
И наступила ночь.
У всех на лицах страх и боль
Читал я при луне.
И каждый взор следил за мной,
И слал проклятье мне.
Их было двести человек,
И каждый мертвым пал -
Без всяких мук, как будто вдруг
Сраженный наповал.
И души их неслись во мрак
Иль в райские края,
И рассекали воздух так,
Как та стрела моя.
IV
"Меня пугаешь ты, Моряк!
Худа твоя рука,
Как лунь ты сед, у кожи цвет
Намокшего песка.
Ты тощ, как жердь, костляв, как смерть,
И взгляд ужасен твой".
"Не бойся, гость, я уцелел
Проклятой ночью той.
Совсем один, один я был
На целый океан,
И Царь Небесный не целил
Моих душевных ран.
Лежат красавцы-моряки:
О, сколько, сколько их!
А слизни мерзкие живут,
И я среди живых.
Я глянул на море, но гниль
Я видеть не хотел.
Взглянул на палубу, но там
Лишь груда мертвых тел.
Взглянул на небо, но молясь,
Был холоден и сух,
Как будто бы в меня вошел
Какой-то злобный дух.
Я веки тяжкие смежил
От боли, но, увы,
И океан, и небеса
Давили на мои глаза, -
И все вокруг мертвы!
Их лица хладный пот покрыл,
И каждый, как живой,
На мне, на мне остановил
Взор беспощадный свой.
Кто проклят сиротой, тот стал
Добычею чертей.
Но знай: проклятье мертвецов
Во много раз страшней,
Когда ты смотришь в их глаза
Семь дней и семь ночей.
Бесплотным призраком взошла
Над тишиной воды
Луна и за собой вела
Одну иль две звезды.
И жаркий океан белел
Как снег в лучах луны,
Но там, где тень корабль бросал,
Был цвет воды зловеще ал
До самой глубины.
Вдали от тени корабля,
В сиянье белом я
Увидел дивных змей морских:
Они всплывали, и у них
Светилась чешуя.
В сиянье лунном их наряд
Заметен был везде:
Зеленый, черный, голубой,
И след тянулся золотой
За ними по воде.
Мой Бог, какое счастье быть
Творением Твоим!
Я неожиданно послал
Благословенье им!
От всей души моей послал
Благословенье им.
И помолился, и спустя
Мгновение одно
С меня сорвался Альбатрос
И камнем пал на дно.
V
О милый легкокрылый сон,
Отрада всех сердец!
Мне с неба Пресвятая Мать
Желанный сон, как благодать,
Прислала наконец.
Мне снилось, как в пустой наш бак
Текла воды струя.
И пил во сне я, и под шум
Дождя проснулся я.
Был влажен черный мой язык
И холодна гортань.
А дождь шумел, и плоть моя
Пила его сквозь ткань.
Ни рук не чувствуя, ни ног,
Я легок был, как пух.
Быть может, умер я во сне
И ныне - райский дух?
Вдруг до меня издалека
Донесся ветра гул.
И ветер тот уже слегка
Наш парус шевельнул.
И мириадами огней
Взорвался небосклон:
Летел волшебный фейерверк
Вперед, назад, и вниз, и вверх,
И звезд касался он.
Стал дальний ветер так могуч,
Что парус ожил вмиг,
И дождь хлестал из черных туч,
Затмивших лунный лик.
И пелена разодралась,
Скрывавшая луну,
И, как поток с отвесных круч,
Упала молния из туч
В кипящую волну.
И с воем вихрь настиг корабль,
Но тотчас и заглох.
Ударил гром, и мертвецов
Раздался тяжкий вздох.
Они вздыхают и встают,
Молчание храня.
Как это странно! Иль кошмар
Преследует меня?
И кормчий вновь повел корабль,
Хоть мертвый штиль кругом,
И каждый занят был своим
Обыденным трудом,
Безжизнен, точно автомат,
И страшен, как фантом.
Стоял племянник мой, плечом
Прижавшийся ко мне.
И мы тянули с ним канат
В ужасной тишине.
Но голос мой звучал бы там
Ужаснее вдвойне.
И все с рассветом собрались
У мачты в тесный круг,
И упоительную песнь
Они запели вдруг.
И каждый звук порхал вокруг,
И улетал в зенит,
И одиноко падал вниз
Иль был с другими слит.
То будто жаворонка трель
Я слышал, а порой
Всех птиц поющих голоса,
Что наполняют небеса
Меж сушей и водой.
Мне чудился оркестра гром
И дудочки напев,
Хор ангелов, какому рай
Внимает онемев.
И стихло всё. Осталось лишь
Гуденье парусов:
Так летним днем шумит ручей
В тиши густых лесов
И усыпляет их, журча
Среди ночных часов.
О, слушай, слушай, юный гость!"
"Моряк, покорен я:
Под взором замерли твоим
Душа и плоть моя".
"Ничья история еще
Так не была грустна.
Печальней завтра и мудрей
Ты встанешь ото сна.
Никто из смертных не слыхал
Истории грустней…
И вновь матросы занялись
Работою своей.
Тянуть канаты принялись,
Молчание храня,
И, словно я прозрачен был,
Глядели сквозь меня.
И до полудня шел корабль,
Хоть штиль стоял кругом.
Он ровно плыл, как будто был
Самой водой ведом.
И плыл под ним из царства зим,
Где вечный мрак и лед,
Суровый дух и гнал корабль
По глади мертвых вод.
Но в полдень стихли паруса,
И наш прервался ход.
Под жгучим солнцем встали мы
В безмолвии морском.
Но тут нас бросило вперед
Отчаянным рывком,
И вновь отбросило назад
Отчаянным рывком.
И наш корабль подпрыгнул вдруг,
Как конь, чей норов дик,
И я на палубу упал,
И чувств лишился вмиг.
Не знаю, долго ль я лежал,
Как будто неживой.
Не выходя из забытья,
Два голоса услышал я,
Паривших надо мной.
"Не тот ли это человек, -
Послышался вопрос, -
Чьей волей злой и чьей стрелой
Повержен Альбатрос?
Он тяжкий грех свершил: его
Любила птица та,
А к ней пылал любовью дух,
Владыка мглы и льда".
И голос сладкий, как нектар,
Послышался в ответ:
"Он должен кару понести,
Чтобы увидеть свет".
VI
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
"О, что-нибудь еще скажи,
Пока Моряк наш спит.
Что движет быстрым кораблем?
Каков у моря вид?"
ВТОРОЙ ГОЛОС
"Оно, как раб перед царем,
В недвижности немой.
Громадный глаз его сейчас
Заворожен луной.
Луне оно подчинено
И в штиль, и в ураган.
Смотри же, брат, как мягок взгляд
Луны на океан".
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
"Но как без ветра кораблю
Возможно так идти?"
ВТОРОЙ ГОЛОС
"Раздвинут воздух перед ним
И сомкнут позади.
Уж близко ночь, летим же прочь,
Чтоб не застиг нас мрак.
Корабль вот-вот замедлит ход,
Придет в себя Моряк".
Я встал. Шел тихо под луной
Корабль уставший наш.
И вновь возник передо мной
Ужасный экипаж.
И вновь на палубе они
Столпились, и на мне
Остановился каждый взор,
Блестевший при луне.
Всё то ж проклятие навек
В глазах застыло их:
Ни отвернуться я не мог,
Ни помянуть святых.
И в этот миг, как злой кошмар,
Исчезло колдовство.
Я стал глядеть вперед, почти
Не видя ничего.
Так тот, кто темною тропой,
Дрожа, пустился в путь,
Идет и голову назад
Не смеет повернуть,
И оставляет за спиной
Таинственную жуть.
Тут ветер на меня подул
Неслышною струей.
Он веял и не возмущал
Поверхности морской.
Как дуновение весны,
Как луговой зефир,
Ласкал он щеки и глаза,
Вселяя в душу мир.
И всё быстрее плыл корабль,
Но тихо, как во сне.
И всё нежнее ветер дул,
И льнул он лишь ко мне.
Иль это вправду сон? И я
Опять в родном краю?
И холм, и церковь, и маяк
С волненьем узнаю.
Мы входим в гавань, и в слезах
Я стал молить Творца:
"Дай мне проснуться, или пусть
Не будет сну конца!"
Залива гладкая вода
Прозрачнее стекла,
И в ней луна отражена, Огромна и светла.
Залив сиял, пока над ним
Не вырос рой теней,
Как будто это вился дым
От факельных огней.
И рой пурпуровых теней
Над кораблем витал.
Я глянул на руки свои:
Их цвет был странно ал.
Всё та же жуть сдавила грудь,
Я поглядел назад:
О Боже правый! Мертвецы
Пред мачтою стоят!
И руки подняты у всех,
Прямые, как мечи.
И полыхают руки те,
Как факелы в ночи.
И отражают их глаза
Пурпурные лучи.
Молясь, отворотясь от них,
Я стал глядеть вперед:
В заливе ветра нет, и тих
Простор прибрежных вод.
Вот холм сверкает золотой,
На нем светлеет храм,
Недвижен флюгер под луной,
И так спокойно там!
И, молчалив, сиял залив,
Пока, за строем строй,
Не вырос в воздухе над ним
Теней пурпурных рой.
Они над самым кораблем
Парили в вышине.
Мой взор на палубу упал:
О, что открылось мне! -
Лежали трупы, но клянусь
Распятием святым:
Стоял над каждым мертвецом
Лучистый серафим.
И звал меня, рукой маня,
Лететь за ним вослед
В страну немеркнущего дня,
Откуда нес нам свет.
И звал меня, рукой маня,
И этот зов немой,
Клянусь, был слаще для меня
Всей музыки земной.
И вскоре плеск весла и крик
Гребца услышал я.
Невольно обратясь назад,
Смотрю: плывет ладья.
Но чудотворный свет погас,
И трупы при луне
Опять стоят и за канат
Берутся, как во сне.
Не мог их риз коснуться бриз,
И льнул он лишь ко мне.
С гребцом в той лодке мальчик плыл -
О всеблагой Творец! -
Я так им рад был, что забыл
О мертвых наконец.
Отшельник третьим был в челне.
Я слышал, как в тиши
Он громко гимны пел, что сам
Слагал в лесной глуши. -
Кровь Альбатроса смоет он
С измученной души.
VII
Отшельник тот у самых вод
Живет в глуши лесной.
И песнь его слышна кругом,
И с чужеземным моряком
Толкует он порой.
В молениях анахорет
Проводит целый день.
Ему подушку заменил
Обросший мохом пень.
Челн приближался. "Странно как! -
Гребца раздался глас -
Где ж этот дивный райский свет,
Сиявший нам сейчас?"
Святой сказал: "Никто на наш
Не отвечает зов.
Гнила обшивка корабля,
А ткань у парусов
Как истончилась, погляди!
Так посреди лесов
Сухие листья тлеют - их
Уносит прочь ручей,
Когда ложится снег окрест
И свой приплод волчица ест
Под злобный крик сычей".
"Мне страшно! - отвечал гребец -
То был бесовский свет!"
"Не бойся и веди ладью!" -
Велел анахорет.
Челн приближался. Я застыл,
Рукой не шевеля,
И вслушивался в грозный гул
Под килем корабля.
И грянул гром, подняв со дна
Гигантскую волну,
И миг спустя ушел корабль
Свинцом во глубину.
Дрожали небо и залив,
И я был страха полн,
Когда, подобно трупу всплыв,
Отдался воле волн,
Но чудом вновь остался жив:
Попал в тот самый челн.
Он там кружился, где корабль
Сразил подводный гром.
Настала тишь, и эхо лишь
Носилось над холмом.
Гребец упал без чувств, едва
Я приоткрыл глаза.
Святой молился и глядел
С тревогой в небеса.
Я сел грести, но тут дитя,
Видать, с ума сошло:
Хохочет громко, на меня
Посматривает зло,
"Ха! Ха! - кричит, - веселый вид!
Бес взялся за весло!"
Но вот уж берег мой родной,
И я на твердь ступил!
Святой с трудом покинул челн:
Он был совсем без сил.
"Послушай исповедь, отец!" -
Крестясь, анахорет
Спросил меня: "Ты кто такой?
Немедля дай ответ!"
И повесть горькую мою
Услышал тотчас он,
И от мучительной тоски
Я был освобожден.
Но часто с той поры меня
Тоска гнетет опять
И заставляет эту быль
Все время повторять.
И я, как ночь, из края в край
Хожу и каждый раз
Распознаю в толпе людской
Того, кто должен слушать мой
Трагический рассказ.
За дверью той всё пир горой,
И нет гостям числа.
В саду поет девичий хор,
Невеста так мила!
Но слышишь звон? Меня во храм
Зовут колокола.
О гость! Я так был одинок
В безжизненных морях,
Как, верно, не был даже Бог
В заоблачных мирах.
О юный гость! Я отдал дань
Забавам и пирам.
Но слаще с добрыми людьми
Идти молиться в храм.
Идти во храм, как повелел
Небесный наш Отец,
Где благодать приобретя,
Совместно молятся дитя,
И старец, и юнец.
Прощай теперь, но верь, но верь,
Лишь тот блажен вовек,
Кому родной и всякий зверь,
И всякий человек.
Блажен, кто молится за всех,
За всю живую плоть,
Что сотворил и возлюбил
Великий наш Господь".
Моряк с безумным блеском глаз
И белой бородой
Исчез, а гость побрел к себе,
И был он сам не свой.
Ушел от свадебных дверей
Смущен, ошеломлен,
Но и печальней, и мудрей
Проснулся утром он.
публиковано в журнале:
«Слово\Word» 2005, №46
ПОЭЗИЯ
@темы: литература, романтизм