A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
В интернете, насколько мне известно, нет писем Манон Ролан Бюзо, по крайней мере на русском. Между тем, они весьма интересны. Поэтому я решилась перепечатать первое из них.
Аббатство 22 июня.
Сколько я их перечитываю! читать дальшеЯ прижимаю их к своему сердцу, покрываю поцелуями. Я уже потеряла надежду получить их! Я тщетно старалась добыть какие-нибудь известия о госпоже Ш*; один раз писала господину Ле-Телье, в Э.**, чтобы ты имел от меня хотя какой-нибудь знак того, что я еще жива; но тайна корреспонденции нынче нарушена, и я ничего не хотела адресовать прямо тебе, убежденная в том, что твое имя побудит перехватить письмо, что я тебя скомпрометирую. Я прибыла сюда, гордая и спокойная, вознося мольбы о защитниках Свободы и сохраняя еще некоторую надежду относительно их, когда узнала, что издан декрет об аресте двадцати двух; и я воскликнула: "Моя Родина погибла!". Я испытывала жесточайшие муки, пока не уверилась в том, что ты бежал; они возобновились при появлении обвинительного декрета; касающегося тебя; твое мужество должно было, конечно, побудить их к такой жестокости! Но как только я узнала, что ты в Кальвадосе, я опять стала спокойной. Продолжай, мой друг, свои отважные усилия; Брут на поле сражения при Филиппах слишком рано отчаялся в спасении Рима: пока еще жив хотя бы один республиканец, и он на свободе и сохранил еще свою энергию, он может быть полезен. Юг, во всяком случае, укроет тебя: он будет убежищем всех добродетельных людей. Туда именно, если ты окажешься окруженным опасностями, ты должен обратить свой взор и направить свои шаги; там ты будешь жить, так как там ты можешь оказывать услуги себе подобным и проявить добродетель.
Что же касается меня, то я сумею спокойно ждать возврата к царству справедливости или же претерпеть последние крайности тирании, чтобы и мой пример также не пропал даром. Если я и боюсь чего, то только каких-нибудь неосторожных попыток с твоей стороны из-за меня; друг мой, ведь именно спасая свою страну ты можешь спасти меня, и я не хотела бы спастись в ущерб ей; но я умру вполне удовлетворенная, если буду знать, что ты оказываешь существенную услуги своему отечеству. Смерть, мучения, скорбь - ничто для меня, я все это могу презреть; я проживу до последнего часа, не потративши ни одного мгновения на недостойное меня смятение.
В конце концов, какова бы ни была их ярость, в них еще сохранилось что-то вроде стыда; мандат о моем аресте не мотивирован. Они словесно распорядились подвергнуть меня одиночному заключению, но не осмелились написать суровый приказ, данный устно. Я обязана гуманности моих стражей льготами, которые скрываю, чтобы не поставить их в неприятное положение; но добрые поступки связывают теснее, чем железные цепи, и если бы я даже могла спастись, я бы не сделала этого, чтобы не погубить честного привратника, который всячески старается смягчить тяжесть моего заключения. Многие ошибаются относительно меня и думают, что я нахожусь в Консьержи. Дело в том, что на другой день после моего прибытия сюда отсюда была переведена в ту тюрьму женщина, носящая мою фамилию; я живу в комнате и сплю на кровати, которые она занимала до меня. Я видела ее при отъезде. Мой славный Плутарх, которым я развлекаюсь в часы досуга, не преминул бы увидеть в этом предзнаменование.
Эта женщина - Анжелика Дезаль, жена Ролана де ла Фошэ и сестра того, кто умер славной смертью в Нанси; третьего дня она погибла на эшафоте с великим мужеством в возрасте двадцати четырех лет; ее официальный защитник вне себя и клянется в невиновности этой жертвы, кроткое и приятное лицо которой свидетельствовало о прекрасной душе. Первые дни я употребила на то, чтобы написать какие-нибудь "заметки", которые когда-нибудь будет приятно прочитать; я отдала их в хорошие руки и сообщу тебе об этом, чтобы, во всяком случае, не оставались неизвестными. Со мной мой Томсон (он мне дорог по многим причинам), Шафтсбери, английский словарь, Тацит и Плутарх; я веду здесь такой же образ жизни, как у себя в своем кабинете, в гостинице или в другом каком-нибудь месте, почти без всякого различия; я бы велела привезти сюда и инструмент, если бы не боялась скандала. Помещаюсь я в комнате, имеющей приблизительно десять футов в длину и столько же в ширину; здесь за решеткой, и за замками, я наслаждаюсь независимостью мысли, вызываю то, что мне дорого, и я более спокойна со своей совестью, чем мои угнетатели с их владычеством.
Поверишь ли, что лицемер Паш просил мне передать, что он очень тронут моим положением. "Скажите ему, что я не принимаю этой оскорбительной любезности; я предпочитаю быть его жертвой, чем предметом его вежливости: они меня бесчестят", - таков был мой ответ. Из прилагаемой копии ты увидишь, как я написала Гара; это не первое мое письмо, но это уж конечно, мой ультиматум. От таких людей нечего ждать; их следует поставить на место и показать их там потомству; это все, что я хочу сделать. Если бы я не написала Конвенту 1-го июня, я бы не сделала этого позже: я не допустила бы, чтобы Р***обращался к нему с чем бы то ни было после 2-го июня.
Это уже не Конвент для того, у кого есть принципы и характер; теперь я уже не знаю в Париже власти, к которой я захотела бы обратиться с ходатайством; я лучше сгнию в своих оковах, чем так унижусь. Тираны могут меня угнетать, но унизить – никогда, никогда! У меня опечатаны все мои вещи, белье и платье, двери и окна; они оставили только маленький уголок для моих людей; моя бедная няня заметно чахнет; глядя на нее мое сердце обливается кровью, и однако я иногда смешу ее; мои честные стражи пускают ее время от времени ко мне. Иногда в послеобеденное время они также позволяют мне перейти в ее комнату, где их тогда не бывает и где больше воздуха, чем в моей.
Дочь мою приютила одна почтенная мать семейства, которая позаботилась включить ее в число своих детей; это жена честного Креза ла Туша. Несчастный Р.. провел двадцать дней в двух убежищах, у трепещущих друзей, спрятанный от всех глаз, в большей степени являясь узником, чем я сама; я боялась за его голову и за его здоровье. Теперь он близок к тебе. Почему это не так и в моральном отношении? Я не смею тебе сказать, но ты единственный на всем свете, который может это оценить; я была не очень недовольна тем, что меня арестовали.
Они будут теперь менее озлоблены, с меньшим пылом будут выступать против Р., говорила я себе; если они затеют какой-нибудь процесс, я сумею держать себя так, что это будет полезно для его славы; - мне казалось, что я таким образом поквитаюсь с ними за его огорчения; но не видишь ли ты также, что. Ставши одинокой, я живу с тобой? – Таким образом, благодаря своему заключению, я жертвую собой для супруга и в то же время сохраняю себя для друга, и я обязана своим палачам тем, что примирила долг с любовью; не жалей же меня! Другие удивляются моему мужеству, но они не знают моих радостей; ты же, который должен их чувствовать, сохрани им всю прелесть постоянством своего мужества!
Милая госпожа Гуссар! Как я была удивлена, увидевши ее кроткое лицо, почувствовавши, как она сжимает меня в своих объятьях и орошает своими слезами, увидевши, как она вынимает из-под корсета два письма от тебя! Но я никак не могла их прочесть в ее присутствии и была настолько неблагодарна, что находила ее визит слишком долгим; она хотела взять с собой несколько слов, написанных моей рукой, но мне было не менее трудно писать тебе у нее на глазах, и я почти сердилась на ее услужливое усердие.
Друг мой, в твоем письме от 15-го числа я почувствовала тот мужественный тон, по которому узнала душу гордую и свободную, занятую великими планами, не склоняющуюся перед судьбой, способную к самым смелым решениям, к самым упорным усилиям; я вновь нашла в них своего друга, я вновь ощутила все те чувства, которые призывают меня к нему. Но письмо от 17-го было очень печально! Какими мрачными мыслями оно кончается! Эх! Как будто дело идет о том, чтобы знать, будет ли какая-то женщина жить после тебя или нет! Вопрос не об этом, а о том. чтобы сохранить твое существование и сделать его полезным для нашего отечества, а остальное придет после!
Здесь меня посещает один человек, который был назначен Р-ом, чтобы обходить тюрьмы, узнавать. что там делается, высматривать злоупотребления, принимать жалобы и обо всем доносить министру внутренних дел. Р. создал эту должность, а я нашла человека, который смог бы ее исполнять; это бывший адвокат, несчастиями которого меня заинтересовали и честное сердце которого, изощренное страданиями, было в высшей степени подходящим для этих трогательных обязанностей.****Я уже забыла думать о нем. Невозможно представить себе, каким расстроенным он явился ко мне: мне было очень приятно его видеть. Так как его должность дает ему некоторые права и своего рода власть, то он воспользовался ими для воздействия на привратника, и это вместе с порядочностью самого привратника, явилось противовесом тираническим распоряжением Коммуны относительно меня. Я сообщила его имя госпоже Г.*****, чтобы один из твоих друзей, о котором она мне говорила. мог получить от него приказ привратнику пропустить его.
Г. говорила мне также, что Барбару писал мне; но я ничего не получила; по-видимому, мои письма достались этой бедной госпоже Ролан из Консьержери, если только они не перехвачены и не представлены в Революционный Трибунал, который судил эту молодую и несчастную женщину. Как эти плуты будут оправдывать этими письмами поднятый ими шум о ваших воображаемых сношениях с Вандеей! Гнусность, которую они ежедневно твердят народу этого печального города.
Я посылаю Горза несколько печатных произведений, которые меня касаются; я не желаю, чтобы ты читал Дюшена - ты стал бы ругаться, - а еще хуже было бы, если бы ты слышал разносчиков, которые дают от себя замечательные прибавления к тексту.
Секция хороша; она не захотела идти вместе с другими 2 июня; граждане высказывались за сохранение своего имущества, хотя бы ценой тюрьмы. Вокруг Аббатства собралось десять тысяч человек вооруженных. Военной силой командовал некто Жансон, о котором говорят, что он тщательно осведомлялся, правда ли, что это действительно меня перевели.
О, если бы эти подробности могли принести некоторое утешение твоему сердцу!
Мы ведь не можем перестать быть взаимно достойными тех чувств, которые мы друг другу внушили; при таких же условиях нельзя быть несчастным.
Прощай мой друг, мой любимый, прощай!
*Шолэ?
** Эвре
***Ролан
****Это Гронпрэ, о котором автор говорит в «Воспоминаниях».
*****Госпожа Гусар.
Источник: Ролан М. Ж. ла Платьер. Личные воспоминания.- Рыбинск: Рыбинский дом печати. - С. 321-327.
Аббатство 22 июня.
Сколько я их перечитываю! читать дальшеЯ прижимаю их к своему сердцу, покрываю поцелуями. Я уже потеряла надежду получить их! Я тщетно старалась добыть какие-нибудь известия о госпоже Ш*; один раз писала господину Ле-Телье, в Э.**, чтобы ты имел от меня хотя какой-нибудь знак того, что я еще жива; но тайна корреспонденции нынче нарушена, и я ничего не хотела адресовать прямо тебе, убежденная в том, что твое имя побудит перехватить письмо, что я тебя скомпрометирую. Я прибыла сюда, гордая и спокойная, вознося мольбы о защитниках Свободы и сохраняя еще некоторую надежду относительно их, когда узнала, что издан декрет об аресте двадцати двух; и я воскликнула: "Моя Родина погибла!". Я испытывала жесточайшие муки, пока не уверилась в том, что ты бежал; они возобновились при появлении обвинительного декрета; касающегося тебя; твое мужество должно было, конечно, побудить их к такой жестокости! Но как только я узнала, что ты в Кальвадосе, я опять стала спокойной. Продолжай, мой друг, свои отважные усилия; Брут на поле сражения при Филиппах слишком рано отчаялся в спасении Рима: пока еще жив хотя бы один республиканец, и он на свободе и сохранил еще свою энергию, он может быть полезен. Юг, во всяком случае, укроет тебя: он будет убежищем всех добродетельных людей. Туда именно, если ты окажешься окруженным опасностями, ты должен обратить свой взор и направить свои шаги; там ты будешь жить, так как там ты можешь оказывать услуги себе подобным и проявить добродетель.
Что же касается меня, то я сумею спокойно ждать возврата к царству справедливости или же претерпеть последние крайности тирании, чтобы и мой пример также не пропал даром. Если я и боюсь чего, то только каких-нибудь неосторожных попыток с твоей стороны из-за меня; друг мой, ведь именно спасая свою страну ты можешь спасти меня, и я не хотела бы спастись в ущерб ей; но я умру вполне удовлетворенная, если буду знать, что ты оказываешь существенную услуги своему отечеству. Смерть, мучения, скорбь - ничто для меня, я все это могу презреть; я проживу до последнего часа, не потративши ни одного мгновения на недостойное меня смятение.
В конце концов, какова бы ни была их ярость, в них еще сохранилось что-то вроде стыда; мандат о моем аресте не мотивирован. Они словесно распорядились подвергнуть меня одиночному заключению, но не осмелились написать суровый приказ, данный устно. Я обязана гуманности моих стражей льготами, которые скрываю, чтобы не поставить их в неприятное положение; но добрые поступки связывают теснее, чем железные цепи, и если бы я даже могла спастись, я бы не сделала этого, чтобы не погубить честного привратника, который всячески старается смягчить тяжесть моего заключения. Многие ошибаются относительно меня и думают, что я нахожусь в Консьержи. Дело в том, что на другой день после моего прибытия сюда отсюда была переведена в ту тюрьму женщина, носящая мою фамилию; я живу в комнате и сплю на кровати, которые она занимала до меня. Я видела ее при отъезде. Мой славный Плутарх, которым я развлекаюсь в часы досуга, не преминул бы увидеть в этом предзнаменование.
Эта женщина - Анжелика Дезаль, жена Ролана де ла Фошэ и сестра того, кто умер славной смертью в Нанси; третьего дня она погибла на эшафоте с великим мужеством в возрасте двадцати четырех лет; ее официальный защитник вне себя и клянется в невиновности этой жертвы, кроткое и приятное лицо которой свидетельствовало о прекрасной душе. Первые дни я употребила на то, чтобы написать какие-нибудь "заметки", которые когда-нибудь будет приятно прочитать; я отдала их в хорошие руки и сообщу тебе об этом, чтобы, во всяком случае, не оставались неизвестными. Со мной мой Томсон (он мне дорог по многим причинам), Шафтсбери, английский словарь, Тацит и Плутарх; я веду здесь такой же образ жизни, как у себя в своем кабинете, в гостинице или в другом каком-нибудь месте, почти без всякого различия; я бы велела привезти сюда и инструмент, если бы не боялась скандала. Помещаюсь я в комнате, имеющей приблизительно десять футов в длину и столько же в ширину; здесь за решеткой, и за замками, я наслаждаюсь независимостью мысли, вызываю то, что мне дорого, и я более спокойна со своей совестью, чем мои угнетатели с их владычеством.
Поверишь ли, что лицемер Паш просил мне передать, что он очень тронут моим положением. "Скажите ему, что я не принимаю этой оскорбительной любезности; я предпочитаю быть его жертвой, чем предметом его вежливости: они меня бесчестят", - таков был мой ответ. Из прилагаемой копии ты увидишь, как я написала Гара; это не первое мое письмо, но это уж конечно, мой ультиматум. От таких людей нечего ждать; их следует поставить на место и показать их там потомству; это все, что я хочу сделать. Если бы я не написала Конвенту 1-го июня, я бы не сделала этого позже: я не допустила бы, чтобы Р***обращался к нему с чем бы то ни было после 2-го июня.
Это уже не Конвент для того, у кого есть принципы и характер; теперь я уже не знаю в Париже власти, к которой я захотела бы обратиться с ходатайством; я лучше сгнию в своих оковах, чем так унижусь. Тираны могут меня угнетать, но унизить – никогда, никогда! У меня опечатаны все мои вещи, белье и платье, двери и окна; они оставили только маленький уголок для моих людей; моя бедная няня заметно чахнет; глядя на нее мое сердце обливается кровью, и однако я иногда смешу ее; мои честные стражи пускают ее время от времени ко мне. Иногда в послеобеденное время они также позволяют мне перейти в ее комнату, где их тогда не бывает и где больше воздуха, чем в моей.
Дочь мою приютила одна почтенная мать семейства, которая позаботилась включить ее в число своих детей; это жена честного Креза ла Туша. Несчастный Р.. провел двадцать дней в двух убежищах, у трепещущих друзей, спрятанный от всех глаз, в большей степени являясь узником, чем я сама; я боялась за его голову и за его здоровье. Теперь он близок к тебе. Почему это не так и в моральном отношении? Я не смею тебе сказать, но ты единственный на всем свете, который может это оценить; я была не очень недовольна тем, что меня арестовали.
Они будут теперь менее озлоблены, с меньшим пылом будут выступать против Р., говорила я себе; если они затеют какой-нибудь процесс, я сумею держать себя так, что это будет полезно для его славы; - мне казалось, что я таким образом поквитаюсь с ними за его огорчения; но не видишь ли ты также, что. Ставши одинокой, я живу с тобой? – Таким образом, благодаря своему заключению, я жертвую собой для супруга и в то же время сохраняю себя для друга, и я обязана своим палачам тем, что примирила долг с любовью; не жалей же меня! Другие удивляются моему мужеству, но они не знают моих радостей; ты же, который должен их чувствовать, сохрани им всю прелесть постоянством своего мужества!
Милая госпожа Гуссар! Как я была удивлена, увидевши ее кроткое лицо, почувствовавши, как она сжимает меня в своих объятьях и орошает своими слезами, увидевши, как она вынимает из-под корсета два письма от тебя! Но я никак не могла их прочесть в ее присутствии и была настолько неблагодарна, что находила ее визит слишком долгим; она хотела взять с собой несколько слов, написанных моей рукой, но мне было не менее трудно писать тебе у нее на глазах, и я почти сердилась на ее услужливое усердие.
Друг мой, в твоем письме от 15-го числа я почувствовала тот мужественный тон, по которому узнала душу гордую и свободную, занятую великими планами, не склоняющуюся перед судьбой, способную к самым смелым решениям, к самым упорным усилиям; я вновь нашла в них своего друга, я вновь ощутила все те чувства, которые призывают меня к нему. Но письмо от 17-го было очень печально! Какими мрачными мыслями оно кончается! Эх! Как будто дело идет о том, чтобы знать, будет ли какая-то женщина жить после тебя или нет! Вопрос не об этом, а о том. чтобы сохранить твое существование и сделать его полезным для нашего отечества, а остальное придет после!
Здесь меня посещает один человек, который был назначен Р-ом, чтобы обходить тюрьмы, узнавать. что там делается, высматривать злоупотребления, принимать жалобы и обо всем доносить министру внутренних дел. Р. создал эту должность, а я нашла человека, который смог бы ее исполнять; это бывший адвокат, несчастиями которого меня заинтересовали и честное сердце которого, изощренное страданиями, было в высшей степени подходящим для этих трогательных обязанностей.****Я уже забыла думать о нем. Невозможно представить себе, каким расстроенным он явился ко мне: мне было очень приятно его видеть. Так как его должность дает ему некоторые права и своего рода власть, то он воспользовался ими для воздействия на привратника, и это вместе с порядочностью самого привратника, явилось противовесом тираническим распоряжением Коммуны относительно меня. Я сообщила его имя госпоже Г.*****, чтобы один из твоих друзей, о котором она мне говорила. мог получить от него приказ привратнику пропустить его.
Г. говорила мне также, что Барбару писал мне; но я ничего не получила; по-видимому, мои письма достались этой бедной госпоже Ролан из Консьержери, если только они не перехвачены и не представлены в Революционный Трибунал, который судил эту молодую и несчастную женщину. Как эти плуты будут оправдывать этими письмами поднятый ими шум о ваших воображаемых сношениях с Вандеей! Гнусность, которую они ежедневно твердят народу этого печального города.
Я посылаю Горза несколько печатных произведений, которые меня касаются; я не желаю, чтобы ты читал Дюшена - ты стал бы ругаться, - а еще хуже было бы, если бы ты слышал разносчиков, которые дают от себя замечательные прибавления к тексту.
Секция хороша; она не захотела идти вместе с другими 2 июня; граждане высказывались за сохранение своего имущества, хотя бы ценой тюрьмы. Вокруг Аббатства собралось десять тысяч человек вооруженных. Военной силой командовал некто Жансон, о котором говорят, что он тщательно осведомлялся, правда ли, что это действительно меня перевели.
О, если бы эти подробности могли принести некоторое утешение твоему сердцу!
Мы ведь не можем перестать быть взаимно достойными тех чувств, которые мы друг другу внушили; при таких же условиях нельзя быть несчастным.
Прощай мой друг, мой любимый, прощай!
*Шолэ?
** Эвре
***Ролан
****Это Гронпрэ, о котором автор говорит в «Воспоминаниях».
*****Госпожа Гусар.
Источник: Ролан М. Ж. ла Платьер. Личные воспоминания.- Рыбинск: Рыбинский дом печати. - С. 321-327.
@темы: источники
-
-
15.03.2013 в 14:29-
-
15.03.2013 в 14:35Ролан М. Ж. ла Платьер. Личные воспоминания.- Рыбинск: Рыбинский дом печати. - С. 321-327.
Сейчас вставлю в текст
-
-
15.03.2013 в 16:25-
-
15.03.2013 в 18:32-
-
16.03.2013 в 16:14-
-
16.03.2013 в 18:37