Про кастинг

[Argirula]

Я не решалась выдвигать свои предложения- боялась-вдруг все подумают, что они странные... Но ... Все-таки скажу. Мне кажется, Орландо Блум похож на Робеспьера- а в пудре и в парике не будет видно, что он моложе. И вообще многие в Голливуде нарочно играли людей старше или некрасивее- чтобы талант их все увидели(Шарлиз Теронв фильме про серийную убийцу).

@настроение: робкое...

---

[tes3m]

Я наконец-то нашла, где и кто обвинял Сен-Жюста в том, что он одевается в вещи из человеческой кожи. Только память меня подвела- я думала, речь шла о штанах, как у одного вандейца в "Соратниках Иеху" Дюма. Но это из романа Ильи Эренбурга "Заговор равных"- о Гракхе Бабёфе. Действие протекает во времена Директории. Красотка Тереза Тальен задаёт тон в моде и сочиняет жуткие истории ...
" На сей раз она дивит гостей своими голыми ножками. Вместо сандалий - котурны, а на пальцах ног кольца с рубинами. Слуга Терезы остер на язык .Улучив минуту он шепчет камеристке:
- У этой суки кольца на передних лапах и на задних.(...) Тереза спрашивает:
- А котурны, гражданин Лувэ? Вам нравятся котурны? ... Ах, Греция - вот мой идеал.1 Обувь груба. Кстати, вы слыхали, что в Медоне обнаружили остатки страшной мастерской- там приготовляли сапоги из человеческой кожи. Говорят , что изверг Сен-Жюст носил сапоги из кожи жирондистов.
Здесь даже наивный Лувэ не может скрыть усмешки: ай да Тереза! Но как же не очернить лишний раз Сен-Жюста ?
- Что же, это на него похоже..."

@темы: Сен-Жюст, литература

---

"Две жизни Госсека".

[tes3m]

В детстве я любила читать исторические повести для детей М.Гершензона - "Робин Гуд" и "Две жизни Госсека". Вторая посвящена Великой французской революции ( судьбе композитора, ее участника) и имеет, на мой взгляд, ряд достоинств. Тем интересней мне было прочитать резко отрицательный отзыв об этой книге , написанный в 1933 году Т. Габбе, 3. Задунайской, А. Любарской и Л. Чуковской.:
В "Молодой гвардии" вышла книжка Гершензона "Две жизни Госсека" (Москва, 1933).
"Две жизни Госсека" - историческая повесть.
"Две жизни Госсека" - это повесть о Великой французской революции и о французском композиторе Госсеке, который во вторую половину своей жизни сделался музыкантом революции.

Основная задача, которая стоит перед всякой исторической повестью, как бы к ней ни относиться, чего бы от нее ни требовать, написана ли она для детей или для взрослых, - это задача показать эпоху, определить движущие силы, управляющие историческими событиями.

В первой части своей книги, посвященной изображению жизни Госсека до революции, Гершензон разрешает эту задачу очень просто: он выносит эпоху за скобки своего повествования и, закончив изложение музыкальной биографии Госсека, предлагает читателю три неудачно стилизованных документа, которые, с его точки зрения, должны вскрыть причины надвигающейся революции.

То, что Гершензон в первой части своей книги вынес эпоху за скобки, - порочно само по себе, даже вне зависимости от художественного и политического качества тех документов, которые он предлагает читателю. Ведь художественная историческая повесть - это повесть о людях, в поведении которых и воплотилось их время. Через кого, как не через людей, может быть показано время в художественном произведении? Рассказывая в первой части своей книги о жизни Госсека вне всякой связи со временем, а о времени вне всякой связи с Госсеком, - Гершензон, в сущности, отказывается и от изображения Госсека и от изображения времени.

Метод "вынесения эпохи за скобки" сразу же приносит, те результаты, которые он естественно и должен принести: "Первая жизнь Госсека" не дает читателю никакого облика героя, никакого облика времени. Читатель приступает к чтению глав, которые посвящены самому решительному моменту биографии Госсека - моменту его второго революционного рождения, - не располагая ни социальным, ни узколичным, ни бытовым материалом для характеристики Госсека. Но хуже всего то, что читатель не располагает почти никаким материалом для характеристики предреволюционного времени. В сущности говоря, из "Первой жизни Госсека" мы ничего не узнаем о герое, кроме того, что у него был брат, "помеченный номер (!) третьим", а что сначала Госсек писал симфонии, а затем комедии, ничего не узнаем о предреволюционном времени, кроме того, что модистки бросались в воду (документ 1-й), что Людовик XVI действительно ревновал свою жену (документ 2-й), что французский двор тратил на свои увеселения огромные суммы (документ 3-й).

Во второй части книги ("Вторая жизнь Госсека") Гершензон уже не выделяет исторических событий из ткани повествования. Историю своего героя он не отрывает от истории Великой французской революции. На страницах то и дело мелькают имена исторических героев - Дантона, Робеспьера, Дюмурье, Марата, Руже-де-Лиля, Шенье; названия исторических мест - Версаля, Тюильри, Бастилии. Мирабо произносит знаменитую фразу: "Передайте своему господину, что мы подчинимся только силе штыков!" В Версале топчут ногами трехцветную кокарду и кричат: "Да здравствует королева!", Робеспьер отправляет на гильотину своих прежних друзей.

Гершензон касается всех самых основных событий Великой французской революции. Но именно только касается. И говорит о них так, будто четырнадцатилетний подросток прочитал и Гизо, и Тьери, и Олара, и Матьеза.

Между тем, практика редакционной и писательской работы над книгой для детей выдвинула одно методологическое положение. Оно может быть сформулировано так: обо всех событиях детский писатель имеет право говорить и, больше того, должен говорить так, как будто о них говорится впервые. Для детской литературы это положение обязательно хотя бы потому, что дети часто ничего или почти ничего не знают о тех событиях, которые взрослому читателю представляются общеизвестными. Из этого следует, что нужно говорить о самой сути события: человек, рассказывающий о явлении людям, которые впервые о нем слышат, - прежде всего озабочен тем, чтобы сообщить самое главное.

Но дело в том, что это положение имеет не только педагогический смысл.

Оно счастливо совпадает с требованиями большого искусства нашего времени и нашей страны.

То, что в детской литературе подчинение этому закону является вдвойне обязательным, и заставляет многих крупных писателей считать свою работу над детской книгой лучшей школой литературного мастерства.

2

Говорить о событиях так, будто о них говорится впервые, - этой прямой обязанностью, этой счастливой возможностью Гершензон пренебрег. Он поступает наоборот: обо всех событиях Великой французской революции говорит так, будто читателю они уже давно известны. Он не изображает событий, он только называет их в расчете на то, что читатель сам подставил под названия события уже известное ему содержание.

О самых важных исторических событиях Гершензон сообщает бегло, вскользь, между прочим, - либо говорит о них декламационно, напыщенно и в высшей степени невразумительно.

Вот как рассказывает Гершензон о борьбе между Жирондой и монтаньярами:

"Теперь, когда Жиронда готова идти на попятный и только монтаньяры, не зная страха, борются за смерть тирана, жалкий писака смеет глумиться над Горой" (стр. 158).

Вот как он рассказывает об измене Дюмурье и Дантона:

"Здесь мы дождались виновника торжества - генерала Дюмурье. Проклятый изменник! Как чествовал его Париж! Право, этот подлец был актером не хуже Тальмы. "Свобода торжествует повсюду! Сокрушив деспотизм, она облетит весь мир!" С каким открытым взглядом он сказал эти слова! Сам Робеспьер не сказал бы их горячее. А это чудовище Дантон! Его будущий сообщник! Мне кажется, я слышу его громовый голос: "Вы заслужили признательность отечества! Да сокрушит меч народа скипетр королей! Да падут короны перед эмблемой свободы, которой народ удостоил вас!"" (стр. 154).

Что узнает читатель о Горе и Жиронде, об измене Дантона из этих патетических восклицаний? Ничего. Пустая декламация, треск имен и названий заменили собой прямое изображение событий.

Гершензон и сам понимает, что его восклицания недостаточны. Поэтому основную характеристику событий он дает не в самой ткани повествования, а отдельно - в "разговорах с читателем".

Назначение "разговоров с читателем" в книжке Гершензона таково же, каково назначение послесловия А. Смирнова в книжке Гарри Айзмана, а именно: публицистически восполнить то, что не удалось изобразить.

Стилем сухой лекции поясняет Гершензон трескучую декламацию своего беллетристического текста. Таким образом, в книге оказываются два Гершензона: один восклицает, как пифия, или как чеховская акушерка, другой - в "разговорах" - поучает, как составитель плохой хрестоматии. Например, о Робеспьере в тексте повести он пишет так:

"Да! потому что в эту минуту каждый поющий верит, что "равенство" Робеспьера возможно. Потому что никто не знает, что "Верховное существо" - это хрупкая цепь, которой напрасно пытается Неподкупный связать воедино все классы Франции. Никто не видит, что Робеспьер занес уже ногу над пропастью, никто не чувствует, что революция кончена и горячий ветер, который бьет в лицо, - это весть, что близки раскаленные дни Термидора" (стр. 213).

Содержания в этих строчках немного. Поэтому в "разговорах с читателем" Гершензон принужден расшифровать свои поэтические восклицания следующим образом:

"Историк знает, что в обществе ожесточенной классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом, особенно при неизбежном обострении этой борьбы революцией, не может быть "средней" линии. А вся суть классовой позиции и стремлений мелкой буржуазии состоит в том, чтобы хотеть немного, стремиться к невозможному, т. е. как раз к такой средней линии.

Это то, к чему стремится Робеспьер. Конверт хотел уравнять в имуществе всех граждан Франции. Он размахивался широкими предприятиями, а для проведения их не имел должной опоры, не знал даже, на какой класс надо опираться для проведения той или иной меры" (стр. 200).

Историк все это действительно знает.

Но откуда узнает об этом четырнадцатилетний читатель, если автор не дал ему в повести ничего, кроме сомнительных стихов в прозе и сухих цитат?

А ко всему прочему Гершензон окончательно сбивает читателя с толку, излагая события не в той последовательности, в какой они происходили. Например, о том, что Шарлотта Корде приходит к Марату с ножом, рассказано на 98-й странице, а о том, что Марат поднимает восстание, на 169-й. Для того, чтобы иметь возможность излагать события вне их хронологической последовательности, Гершензон специально вводит записки Госсека, в которых перепутаны даты событий. В чем прелесть, в чем художественная выгода такого приема, - остается неизвестным. Убытки же от него большие: читатель, которому и без того сообщали о событиях вскользь, бегло, в придаточных предложениях, - лишен возможности не только осмыслить события, но установить хотя бы их хронологическую связь.

Но о читателе Гершензон не заботится. Гершензон совершенно уверен, что читателю и без его книжки все известно.

По его мнению, стоит только сказать, что Шарлотта Корде вошла в квартиру Марата, чтобы стало понятно, что она убила его. В самом деле, кто же не знает, что убийца Марата - Шарлотта Корде?

Гершензон уверен не только в том, что читателю заранее известно, какие именно происходили события, но и какими обстоятельствами они вызывались. Он сообщает, что Франция послала войска на помощь американским повстанцам, что по случаю восстания в Америке королева Франции начала носить прическу "инсургент", что король вместо покера начал играть в бостон, - и ему даже в голову не приходит, что читателю могут быть неизвестны движущие причины этих интересных событий. Даже в сухих разговорах с читателем об этом нет ни слова.

Читатель-подросток запутается в книге Гершензона и ничего в ней не поймет. Читатель, твердо знающий историю Великой французской революции, несмотря на все ухищрения Гершензона, выкарабкается из этой путаницы и разберется все-таки в книге. Но стоило ли с ней разбираться? Ни одного живого человеческого облика, ни одного отчетливо разворачивающегося события, ничего, кроме имен героев, кроме названий городов и улиц, которые превратились под руками Гершензона в словесные виньетки. Назначение этих звонких имен - передать окраску и характер времени. Но характер и окраска времени не создаются виньетками. Так обстоит дело с изображением эпохи у Гершензона.

3

Но главная тема "Двух жизней Госсека" - не история Великой французской революции. Главная тема его книги - искусство и революция, музыкант и революция.

Несколько слов о теме.

Темы, которые трудно поддаются художественному разрешению в книге для взрослых, вдвое труднее разрешить в книге для детей. Так обстоит дело и с темой "художник".

За последние годы появилось несколько исторических романов, претендующих на разработку этой темы в самом сложном ее повороте. В этих романах говорится главным образом не о биографии художника, не о столкновениях его с окружающей средой, даже не о тех событиях, которые, быть может, дали толчок для того или другого произведения, но о самом процессе художественного творчества. Таков, например, роман Гроссмана "Рулетенбург", роман о Достоевском.

В этой книге Гроссман рассказывает читателю о любовных похождениях Федора Михайловича. Кроме того, он рассказывает о том, как возникла в сознании Достоевского тема "Преступления и наказания".

Процесс художественного творчества - один из самых сложных и неисследованных процессов человеческой психики. Беллетристически рассказывать об этом процессе, не упрощая, не схематизируя, т. е. не опошляя его, - в высшей степени трудно. Трудно потому, что, рассказывая беллетристически, надо рассказывать конкретно. А как показать конкретно тот сложный и скрытый творческий процесс, который приводит к созданию художественного произведения?

Вот тут-то и вступает в свои права буйный произвол метафор. Тут-то и начинаются беллетристические клеветы на великих писателей.

Сложнейшие и, в сущности, никому неизвестные мысли Достоевского Гроссман излагает своими словами. Слова у Гроссмана, хотя и значительно выспренней, чем обычно бывали слова Достоевского, но зато мысли, скрытые под этими словами, не в пример плюгавее.

Гроссман полагает, что творческий замысел Достоевского был таков: "...Весь этот мрачный отвратительный, клубок личных впечатлений отлить (!) в могучие человеческие образы, создать вековые типы страдания, смирения, великой кротости и мятежного гения..." (стр. 300).

Эта цитата дает читателю очень точное представление о душевном мире Гроссмана, но не дает никакого представления о мыслях Достоевского. "Отлить клубок в образы" - это очень конкретно сказано, но читатель ничего не узнает из этого безграмотного словосцепления о творческом пути Достоевского.

Почему Гроссман оперирует такими выспренними словами, - совершенно понятно. Отсутствие мыслей легче всего замаскировать именно декламацией.

Гершензон отчасти затрагивает ту же тему, что и Гроссман: тему психологии художественного творчества, - и в разработке ее идет тем же путем. Но так как книжка Гершензона пытается быть детской книжкой, то все пороки этого метода, - легковесность, произвол, элементарность трактовки самых сложных вещей, напыщенность и, как результат всего этого, пошлость, - выступают в его книге с особенной отчетливостью.

"Первая жизнь Госсека" посвящена изображению его творческого пути.

Как мы уже говорили, эпоха из "Первой жизни" вычеркнута. Автор рассказывает исключительно о музыкальной биографии Госсека. Никаких попыток дать социальное обоснование его творческого пути он не делает. Никаких попыток поставить музыкальную дорогу Госсека в зависимость от личной биографии он тоже не делает. Гершензон рассказывает о музыкальной деятельности Госсека вне связи со временем и вне связи с биографией.

Музыкальный путь Госсека показан Гершензоном совершенно формалистки, имманентно, только говорит Гершензон не тем языком, на каком говорили формалисты. Формалисты, по крайней мере, вывели из употребления туманные красоты Айхенвальдовского словаря. Гершензон же, как и Гроссман, выражает свои мысли о явлениях искусства с той разнузданной приблизительностью, с какой обыватель никогда не говорит о своем обеде и о своих сапогах, но издавна говорит об искусстве.

Что узнает читатель о музыке Гретри из такого метафорического сообщения:

"Нет, это не итальянщина, не изощренность мелодий, - это густая струя поэзии. Это французская музыка, промытая свежим утренним ветром" (стр. 28).

Что узнает читатель о взаимоотношении искусства музыканта и искусства поэта из такого утверждения Гершензона: "Музыкант должен быть поэтом" (стр. 30)?

Что узнает читатель о сложной проблеме соотношения мастерства и вдохновения из таких слов Гершензона о Госсеке: "Он нарушил все свои правила, он выскочил из тисков мастерства" (стр. 36)?

Единственное, что Гершензон, как и Гроссман, знает точно, - это, что искусство - дело возвышенное и что сравнивать его надо с предметами возвышенными. Вот он и сравнивает музыку то с дыханием ветра, то с зеленым ростком, то с грозой, то с дыханием бури.

4

Всякий писатель, работающий над исторической книгой, разумеется, пользуется документом.

Но пользуется им по-разному.

Иногда он вводит документ в ткань своего повествования откровенно, как цитату, в кавычках.

Иногда пользуется им скрыто, для того, чтобы настроить свой голос в тон голосу эпохи.

Гершензон водит документ на страницы своей книги только тогда, когда это не документ, а фальсификация ("Письмо подруги", "Записки иностранца", "Монолог сумасшедшего"). Во всех остальных случаях документы, которые изучал Гершензон, потонули в его тексте бесследно.

Известно, что языку французской революции была свойственна высокая патетика. Но передать патетику определенного исторического времени - это вовсе не значит быть патетичным вообще. Для того-то, в сущности говоря, писатель и обращается к подлинному документу, чтобы усвоить строй мыслей и речи чужой эпохи, во всей конкретности ее классовых, профессиональных, национальных оттенков. Гершензон ничем не заразился от изученного им исторического документа, но многими чертами своего стиля заразил потонувший в его тексте документ. Патетику Великой французской революции он подменил дешевой декламацией эстетствующих эпигонов символизма.

Быть может, в цитированных нами мыслях Гершензона (которые он приписывает Госсеку) о том, что "музыкант должен быть поэтом" или что следует "выскакивать из тисков мастерства", и лежат подлинные высказывания самого Госсека или его современника, но где признаки, свидетельствующие о том, что эти фразы выражают мысли французского музыканта, жившего в Париже в конце XVIII века, а не мысли любого музыканта, любого времени, в любой стране? Фразы эти настолько лишены какой бы то ни было национальной, временной и профессиональной окраски, что их можно приписать кому угодно.

Что касается нас, мы склонны приписать их Гроссману.

Изучил ли Гершензон какие-нибудь подлинные документы эпохи, - установить трудно. Вероятно, изучил. Однако на его книжке это почти не отразилось. Изучение документов не помешало ему вложить в уста Саррета фразу: "Я договорился с председателем" (стр. 189). Это не помешало ему склонять фамилию "Тальма" так, как в последнее время склоняют слово "пальто": "Тальма, Тальмы, Тальмою, о Тальме".

5

Общественная биография Госсека нам неизвестна. Его музыкальная биография потонула в пышных и туманных метафорах.

С запасом скудных, хотя и выспренних представлений о личности Госсека читатель подходит к решительному моменту его биографии, когда он становится музыкантом революции. "Вторая жизнь Госсека" по заданию должна рассказать нам о том, как музыкант Госсек сделался музыкантом революции. Вот как это произошло:

"В четыре часа музыканты ворвались в пустые залы королевской школы. Вслед за ними пришел в школу Госсек. Он стоял, опершись на палку, склонив голову на бок, и глядел из-под седых бровей на Саррета.

- Господин Госсек, мы пришли за вами. Я собрал всех музыкантов французской гвардии. Идемте брать Бастилию.

Госсек положил руку на плечо Саррета.

- Мой мальчик, спасибо. Ты прав. Музыка сильнее, чем пули.

Он обвел спокойными серыми глазами ряд музыкантов. Десять труб, два гобоя, семь барабанов, тромбоны, тарелки...

- Идемте, друзья. Я готов.

Он шел посреди мостовой, веселый, будто хлебнул вина. Он шел так быстро, что музыканты спешили за ним вприбежку.

Но они опоздали" (стр. 80).

Так как нигде не сказано, чьим музыкантом был Госсек до революции, как относился он к общественным явлениям предреволюционной эпохи, - читатель не может отдать себе ясного отчета в том, почему Госсек пошел брать Бастилию, а не защищать ее, например. Поведение Госсека во время революции, на разных ее этапах, никак не может казаться читателю художественно-убедительным, потому что Гершензон не снабдил своего основного героя ни индивидуальными, ни социальными чертами. Правда, в "Разговоре с читателем" Гершензон сообщает, что у Госсека "всегда была ненависть к угнетателям и любовь к свободе" (стр. 89), но это утверждение, не подкрепленное никаким материалом, так же повисает в воздухе, как и все остальное. Увлекается ли Госсек Робеспьером, верит ли он в Мирабо, утверждает ли он, что колесо истории повернет народ, а не избранник, - для читателя все это одинаково неубедительно, все это читатель ощущает как авторский произвол.

Почему музыкант Госсек сделался музыкантом революции, - так и остается совершенно непонятным.

6

Писать о художнике, о психологии его творчества очень трудно. Но еще труднее писать о художнике в революции. Писатель, который выбрал такую тему, не может ограничиться только вопросами психологии творчества. Он должен поставить и решить вопрос о месте художника в революции, о значении искусства в революции. Естественно, что в наше время эта тема приобретает особое значение, особую остроту.

Гершензон не справился ни с вопросом психологии творчества, ни с вопросом о месте художника в революции.

Путь музыканта Госсека к революции остался совершенно загадочным.

А между тем на этом преображении героя построена вся книга.

Впрочем, наша оценка не вполне справедлива. При тщательном изучении текста можно понять, почему, по мнению Гершензона, Госсек присоединился к революции.

Прочитайте внимательно эту цитату:

"Конечно, это был очень радостный и торжественный день. Но он был слишком ясен; на небе ни облачка; только угрюмые взгляды народа и гневный шепоток вслед расшитой золотом колонне депутатов дворянства говорил о том, что следует в близком будущем ожидать грозы. А музыка революции, как известно, рождается в бурю.

Поэтому кажется более правдоподобным, что Госсек родился вторично несколькими днями позже, когда в воздухе прокатились первые раскаты приближающейся грозы - именно 20 июня 1789 года.

В этот день с раннего утра хлынул дождь, упорный, неистовый дождь" (стр. 75).

Оказывается, Госсек присоединился к революции просто потому, что он был музыкантом, а революция и музыка, по Гершензону, - это одно и то же. Музыка - это поэзия, музыка - это ветер, музыка - это буря, - узнаем мы из "Первой Жизни". Революция - это буря, революция - это гроза (а иногда и дождь!), революция - это музыка, - узнаем мы из "Второй жизни Госсека".

Как же музыканту Госсеку было не стать революционером?

7

Книжка Гершензона необыкновенно претенциозна.

Она претендует на то, чтобы быть книжкой увлекательной, но читать ее скучно, потому что сюжет разорван, главный герой остался условной фигурой без лица и характера, и сочувствовать ему невозможно.

Она претендует на то, чтобы дать читателю подлинный историко-бытовой материал эпохи, - но весь этот материал сводится к сообщению о том, что король любил персики, а Робеспьер - апельсины, а дамы носили высокие прически в два аршина высотой. Она претендует на то, чтобы быть книжкой о психологии творчества, о месте художника в революции, - а на деле продолжает худшие традиции дешевого буржуазного эстетства, творческий процесс трактует вульгарно-упрощенчески.

Она претендует на то, чтобы изобразить главные события Великой французской революции, - но в первой части выносит эпоху за скобки, а во второй - прямое изображение событий заменяет косвенными сообщениями, восклицательной декламацией. Она претендует на то, чтобы создать новую форму исторической повести, - но "Разговоры с читателем" и хронологические перестановки, не создавая никакого художественного эффекта, свидетельствуют лишь о художественной беспомощности автора вообще и о его композиционной беспомощности в частности.

Она претендует на то, наконец, чтобы быть детской книжкой.

Но книжка, слабая в художественном отношении, не может быть радостью для детской литературы.

Т. Габбе, 3. Задунайская, А. Любарская, Л. Чуковская

@темы: литература

---

[tes3m]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Гарри Поттер и 9 термидора"

[Commissar Paul]

Граждане, если вы не уверены в своем чувстве юмора, по ссылкам лучше не ходить Я предупредил!
Часть 1
Часть 2
Часть 3

---

История ВФР, обработанная " Сатириконом"

[rosarosa]

" Новая история" - написанный Аркадием Аверченко раздел " Всемирной истории, обработанной " Сатириконом". И одна из глав посвящена Французской революции...
Великая Французская революция
Король Людовик XVI
Выше мы указывали на стройную систему, которой держались французские короли: у каждого из них был первый министр и фаворитки.

Людовик XVI первый нарушил эту традицию. Фаворитки у него не было, а с первыми министрами он поступал так: попался ему очень симпатичный человек — Тюрго. Только что этот Тюрго взялся за полезные, насущные реформы, как Людовик XVI под давлением аристократов спохватился и прогнал Тюрго. После Тюрго он под давлением общественного мнения пригласил управляющим финансами банкира Неккера, тоже взявшегося за реформы, но в скором времени спохватился и под давлением аристократии прогнал его. Впрочем, через некоторое время он под давлением народа снова пригласил Неккера.

Из вышеизложенного видно, что это был король, на которого не давил только ленивый.

Под давлением же народа было созвано королем Национальное собрание. Но тут вмешалось давление аристократии и придворных. Король послал Национальному собранию приказ разойтись. Оратор собрания Мирабо вскочил и заявил:

— Мы здесь по воле народа, и только сила штыков разгонит нас.

В эту минуту случилось так, что никто не давил на короля. Он кивнул головой и добродушно сказал:

— Ну ладно. Сидите уж.

Впрочем, через несколько дней под давлением придворной партии король решил стянуть к Парижу войска из иностранных наемников.

Тогда-то Франция и возмутилась против своего короля.

Говорят, что муж последний узнает об измене жены.

То же происходит и с королями, причем роль жены играет страна.

До чего Людовик XVI был слеп, показывает следующий исторический факт.

Когда ему доложили, что Национальное собрание отказалось разойтись, он всплеснул руками и сказал:

— Да ведь это каприз!

— Нет, государь, — возразили ему, — это скандал.

Через несколько дней ему донесли, что парижские граждане организовывают милицию.

Опять всплеснул руками король:

— Да ведь это скандал!

— Нет, государь, — возразили ему, — это уже бунт.

А через два дня, когда парижане взяли и разрушили Бастилию, король, узнав об этом, снова патетически всплеснул руками и воскликнул:

— Да ведь это бунт!

— Нет, государь... Это уже — революция!

Тогда король успокоился и даже переехал из Версаля в Париж.

У Людовика XVI оставался еще прекрасный выход, которым он мог спасти свое положение: стоило ему только выбросить за двери всех придворных, которые оказывали на него давление, всех тунеядцев, ленивых и глупых негодяев. Вместо этого он:

1) под давлением приближенных задумал бежать за границу. Был пойман и привезен в Париж;

2) под давлением придворных вступил в переговоры с иностранными государствами, прося у них помощи против Франции. За это Франция приговорила короля к смерти.

Он умер 21 января 1793 года под ножом гильотины и перед смертью впервые держал себя твердо и спокойно... Вероятно, потому, что почти никто уже не оказывал на несчастного короля давления.

Умер король, искупив кровью все безумства своих пышных предшественников, искупив разорение и упадок страны, искупив страшную гнусно-пророческую фразу своего деда:

— После меня хоть потоп!

Террор
Национальное собрание передало власть Законодательному собранию, а Законодательное собрание — Национальному конвенту.

Если можно так выразиться, Франция левела с каждым днем.

Сначала у власти стояли жирондисты, казнившие врагов свободы, но когда они оказались недостаточно левыми, их сменили монтаньяры.

Монтаньяры с Робеспьером, Дантоном и Маратом во главе, конечно, немедленно казнили жирондистов как врагов свободы.

Когда все жирондисты были казнены, Робеспьер остановил свой рассеянный взор на Дантоне и подумал: «А не казнить ли Дантона как врага свободы?»

Когда он предложил это товарищам монтаньярам, те очень обрадовались и казнили товарища Дантона.

Впрочем, вскоре после этого монтаньяры задали сами себе вопрос: «А не отрубить ли голову товарищу Робеспьеру?»

Сделали это. У Робеспьера был товарищ монтаньяр Сент-Жюст. Отрубили голову и Сент-Жюсту.

Таким образом, из всей компании один только Марат умер своей смертью. Он был убит в ванне Шарлоттой Корде, «одной мечтательной девушкой», как мягко выражается Иловайский.

@темы: приколы

---

...на нашей прозаической земле...

[rosarosa]

Из статьи Честертона "Виктор Гюго":
"Если мы, англичане, прочитаем, что кто-то у самой гильотины просит разрешения попрощаться с другом, получает отказ и восклицает:"Наши головы отыщут друг друга в мешке!" , мы скажем, что это- дичайший пример столь свойственной Гюго аффектации . В лучшем стиле нынешних психологов и реалистов мы объясним, что у людей, парализованных страхом, разум притуплен, чтобы породить такую четкую и странную мысль. Если мы прочитаем это у Гюго, мы назовем Гюго плохим писателем, но случилось это не в его романе, а во французской истории. Именно так, по свидетельству очевидцев, сказал на нашей прозаической земле живой человек, Жорж жак Дантон, за десять минут до того, как стать мертвым."

---

Ю-Тюбовский шедевр

[rosarosa]

Как - то по осени я обнаружила в ю - тюбе довольно своеобразный документальный фильм с впечатляющим названием " Великая французская революция", который, как я поняла, был впервые показан по телеканалу History. Почему - то, имея в наличии этот канал, сей шедевр был мною пропущен, но в ю - тюбе мне все - же удалось его посмотреть.Сегодня мне пришла идея кинуть ссылку на этот фильм для тех читателей сообщества, которые не имели "счастия" видеть это, но...фильм пропал в недрах ю - тюбе навсегда(?) и безвозвратно. Но я была бы не я, если бы мне не удалось обнаружить вот такой коллаж, сделанный ю-тюбовскими умельцами, да и еще с элементами рэпа:www.youtube.com/watch?v=_IlpIlnIC4Q
Весьма любопытно. Жаль, что нет шанса услышать бред историков, но и в то же время хочется расшифровать текст этих rage against the machine, пардон, Silver bullet. Может это краткий курс истории ВФР? Про кризис феодализма там, падение монархии, эволюцию политических группировок буржуазии?

@темы: приколы

---

[tes3m]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Случайные невесёлые параллели. Заметки социолога

[rosarosa]

Мое внимание привлекла небольшая статья Питирима Сорокина, где проведена сравнительная параллель между революцией во Франции и Февральской революцией в России. Почему Февральской? Да потому что, самое интересное, статья опубликована в газете " Воля народа" 16 октября 1917 года, за 10 дней до Октябрьской революции. Интересные сравнения, на мой взгляд. Потому что, как мне помнится, еще в канун празднования 200 - летия Великой французской революции в периодической печати постоянно шли сравнения Ленина, Дзерджинского, Троцкого с деятелями ВФР. Газеты и журналы пестрели сообщениями типа : " Ленин - это Робеспьер, который победил", ну и т.д. Сорокин же, в свою очередь, думает немного иначе: "Многие теперь любят сравнивать нашу революцию с великой французской революцией. Это сравнение допустимо в ряде вопросов. Но увы! Едва ли оно служит к нашей выгоде.

Когда изучаешь деятелей того народа и сравниваешь их с деятелями нашего времени - какая глубокая разница представляется между первыми и вторыми. Там титаны мысли, совести и воли, здесь - маленькие люди... Сравните деятелей Конституанты, Законодательного собрания и Конвента с современными вождями различных партий и направлений и вы не можете не прийти к указанному выводу.

Есть ли у нас фигуры, подобные Сийесу и Мирабо или Бриссо, Кон-дорсэ и Верньо или Дантону, Робеспьеру и Марату, или даже "интернационалисту" того времени Анахарзису?

Увы! - ни одной. Ни среди правой, центра и левой наших дней нет ни одной фигуры, которую можно было бы поставить рядом с любым из крупных деятелей французской революции. Неужели же можно сравнивать "опереточного бандита" Троцкого с Робеспьером или лидерами эбертистов? Нельзя поставить рядом с Кондорсэ ни одного из представителей революционных партий, и никто из наших либералов не сравнится с Мирабо или Сийесом.

Правда, деятели французской революции также казались друг другу весьма маленькими людьми. Поэтому и мы можем впадать в аберрацию, недооценивая действующих лиц великой трагедии, происходящей на наших глазах.

Но едва ли это так... Помимо исторической перспективы о величии героев французской революции говорят их дела и оставленное ими человечеству наследство. Не им ли человечество обязано всеми современными общественными идеями и политическими лозунгами? Не их ли наследством живем мы до сих пор в своей политике? Они впервые выковали и осуществили почти все, что выставляют современные революции на своих знаменах. Они имеют право на звание великих, ибо велики сокровища, оставленные ими человечеству.

А что дали современные герои революции? Что они оставили в наследство будущим поколениям? Брошена ли нами в мир хотя бы одна новая великая идея, способная зажечь человеческие души и питать их в течение десятков и сотен лет? Увы! Нет. Мы только повторяем старые заветы, да и то, боюсь, повторяем, нередко искажая их.

Пока нами не создано ни одного нового великого политического института, не написано ни одной новой нормы права, подобной "Декларации прав человека и гражданина". Ни в истории идей, ни в истории политических учреждений мы не вписали ни одной страницы, которую не знало бы прошлое и которая в том или ином виде не была бы высказана великими деятелями французского переворота.

А характеры? Не стоит и сравнивать... Где у нас Кондорсэ, нашедший в себе силу духа взаперти, в постоянной опасности быть схваченным и отправленным на эшафот написать свою знаменитую "картину прогресса человеческого разума"? Где у нас Верньо с знаменитой репликой Робеспьеру, с его непоколебимым мужеством перед смертью, свидетельствуемым его речью и письмами к Конвенту?

Быть может, нигде это различие не проявляется столь резко, как в сравнении поведения Ленина и Дантона. Первый после предъявления к нему обвинения скрылся и скрывается до сих пор. Второй идет на эшафот и в ответ на уговоры друзей бежать отвечает: "Разве я могу на подошвах моих сапог унести отечество?"

Если когда-нибудь новый Олар будет писать историю русской революции и воскрешать образы ее деятелей, то едва ли он придет к тем же выводам, к которым пришел историк французской революции...

Тот же контраст дан и в поведении масс. Французская революция шла под знаменем патриотизма и центростремительных сил. Она, быть может, впервые собрала рассыпанную храмину Людовика XIV и Людовика XV и создала, по выражению Мирабо, из "пестрого агрегата отдельных наций" - единую французскую нацию. Наша же революция идет под знаменем сепаратизмов - национальных, классовых, сословных, групповых и т. д., разорвавших и разрывающих единую Россию на куски, истощающие революцию и распыляющие ее силы...

Патриотизм и центростремительность спасли Францию. Сепаратизм, отсутствие чувства родины и центробежность губят Россию.

Этот патриотизм создал победоносную армию французской революции с ее знаменами, гласившими: "Дисциплина и повиновение закону" и "Французский народ. Или свобода, или смерть". Сепаратизм и отсутствие патриотизма нашу армию дезорганизовали, превратили ее в значительной степени в пестрое, распущенное стадо, не способное не только побеждать численно слабого врага, но даже успешно отражать его нападения...

Если бы эти печальные параллели были результатом исторической аберрации, склонной умалить современников и преувеличенно ценить прошлое, то оставалось бы только радоваться этому.

Но увы! Это не аберрация. Против такого допущения говорят не только слова, но и дела, не только предположения, но и факты, и, к сожалению, факты неоспоримые".

Питирим Сорокин
"Воля народа", 16 октября 1917 года, №146

@темы: статьи для обсуждения

---

[tes3m]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Масоны и революция. Правда или ложь?

[rosarosa]

Совершенно случайно обнаружила статью некоего В.Ф. Иванова : " Масонство и Великая французская революция". Удивительное просто рядом - оказывается масоны и делали ту самую революцию . И все видные деятели ВФР состояли в различных масонских ложах. Прямо даже и не знаю - чем аргумментировать в этой ситуации....Ну и сама статья, соответственно.
"Достославная революция" 1688 года, приведшая к окончательному
свержению династии Стюартов, вынудила короля Иакова II со своими
приверженцами искать убежища у христианнейшего короля-солнца Франции
Людовика XIV.
Эмигранты-якобиты, т. е. сторонники Иакова II, и сочувствовавшие им
поклонники английских общественных порядков и были первыми основателями
масонских лож во Франции.
Рядом с якобитским дворянством организуют ложи во Франции и
представители английской знати, сохранившей верность Ганноверскому дому.
Масонская пропаганда имела большой успех. Уже в тридцатых годах XVIII века
в Париже числилось 5 лож.
Общественный и политический строй Англии этого времени как
французской знати, так и буржуазии представлялся идеальным, а увлечение
английскими порядками и желание пересадить их во Францию содействовали
быстрому распространению масонства.
11 декабря 1743 г. собрание 16 парижских мастеров выбрало
пожизненным Великим Мастером принца королевской крови Людовика Бурбона,
графа Клермон. С этих выборов ведет свое начало и "Великая Английская Ложа
Франции".
После смерти графа Клермон враждовавшие в Великой Ложе группы
примирились, и в особом собрании, в котором участвовали вместе с парижскими
мастерами и делегаты от провинциальных лож, был выбран новый гроссмейстер,
герцог Шартрский, впоследствии Орлеанский, и его заместитель герцог
Монморанси-Люксембург.
С 1773 г. Великая национаальная ложа стала именоваться "Великим
Востоком Франции".
Преследования, имевшие место в начале, прекратились. Масонство,
имея высоких покровителей из знати, могло вести беспрепятственно свою
работу. Для внешнего употребления масоны демонстрировали свою религиозность
и верность королю.
"Обыкновенно ложи заказывали обедню в день своего годового
праздника, заупокойные службы по случаю кончины какого-нибудь сочлена и
время заседаний старались распределить так, чтобы не помешать братьям
посещать богослужения. Масса духовных лиц вступала в ложи и достигала там
нередко высокого положения. Столь же теплые отношения установились и с
королевской властью. Заболевает ли Людовик XVI - ложа молится о его
выздоровлении, заказывают молебен по поводу благополучного окончания
семилетней войны. Рождается у Людовика XVI наследник престола, ложи спешат
ознаменовать это событие и торжественными молебнами и делами
благотворительности."
Масоны настолько искусно действовали во вне, что ни у кого не
возникало никаких подозрений относительно их истинных намерений.
Король и королева Мария Антуанетта, не зная внутренней сущности
масонства, покровительствовали ему и брали под свою защиту от обвинений.
27 февраля 1771 г. королева Мария Антуанетта писала своей сестре
Марии Христине:
"Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во
Франции; оно далеко не играло у нас такой роли, как в других странах,
благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат и таким образом нам
известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю,
что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы это было
тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для
благотворительности и для развлечений; там много едят, пьют, рассуждают,
поют, а король говорит, что люди, которые пьют и поют, не могут быть
заговорщиками. Также нельзя масонство называть обществом убежденных
безбожников, ибо я слышала, там постоянно говорят о Боге, кроме того там
раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов
братства, выдают их дочерей замуж - во всем этом я, право, не вижу ничего
дурного. На днях принцесса де Ламбаль была избрана великой мастерицей одной
ложи; она мне рассказывала, как там с ней мило обращались, но говорила, что
выпито было больше, чем спето; на днях там предполагают дать приданое двум
девицам. Правда, мне кажется, что можно бы было делать добро без всяких
таких церемоний, но ведь у каждого своя манера веселиться; лишь бы делать
добро, а остальное не безразлично ли нам".
Но спустя девять лет, Мария Антуанетта писала 17 августа 1790 года
своему брату императору Леопольду II:
"Прощайте, дорогой брат, верьте нежности вашей несчастной сестры.
Главное, остерегайтесь всякого масонского сообщества. Этим путем все
здешние чудовища стремятся во всех странах к достижению одной и той же
цели".
Общество "существующее для развлечения и благотворения" убило 2
сентября 1792 г. принцессу де-Ламбаль, а 16 октября 1793 г. - саму
королеву.
Прикрываясь высоко гуманными и филантропическими принципами,
масонство подготовило, организовало и осуществило так называемую "Великую
революцию".
По мнению Нис, "без масонства французская революция не могла бы
совершиться".
Идейную подготовку французской революции сделали ученые и философы
просветители. Масонские ложи собрали в своих недрах выдающихся
представителей наук и искусств. В основанной в 1769 г. Лаландом Ложе Наук,
переименованной в Ложу Девяти Сестер, значились Вольтер, Франклин,
Кондорсэ, Дюпати, Эли де Бомон, Курт де Гебелин, Дантон, Бриссо, Камиль
Демулен, Сиейс, Бальи, Ромм, Гара, Пастерэ, Форстер, Кабанис, Грез, Берне,
Гудон, братья Монголфьеры и другие. В этой же ложе находились крупные
политические деятели, литераторы, художники и ученые.
Государственные основы королевской Франции подтачивались
пропагандой масонов Вольтера, Кондорсэ, Дидро, дєАламбера, Монтескье и Ж.
Ж. Руссо. Все эти философы, особенно Вольтер, дєАламбер и Дидро были
проникнуты глубокой ненавистью к христианству и монархическому образу
правления.
Вольтер воспользовался идеями Локка, Бэкона, Ньютона и других
английских писателей и применил их к практическим требованиям момента.
Исповедуя деизм, Вольтер считал религию необязательной и даже
вредной, доказывая, что история религий есть "ряд обманов и глупостей".
В своих политических проповедях он требовал реформ и коренного
переустройства всех общественных отношений
Монтескье проповедовал теорию разделения властей и рекомендовал во
Франции установить английскую форму правления, при которой народу
принадлежит власть законодательная, королю - исполнительная и независимому
сословию судей - власть судебная.
Повторяя мысли Локка, что человеческое общество возникло в силу
договора между людьми, которые первоначально были свободны, Жан Жак Руссо
приходит к крайнему выводу и проповедует безусловное верховенство народа,
отвергая и представительство, и принцип разделения властей. По его мнению
распоряжение в государстве должно исходить непосредственно от народного
собрания, в котором имеют право участвовать все граждане. Руссо учил, что
сам народ непосредственно устанавливает для граждан законы, права и
религиозные убеждения. Несмотря на то, что эта бредовая идея была
направлена против самого понятия о государстве, Руссо пользовался
колоссальной популярностью, как "Отец Демократии", его учение властвовало
над взбудораженными умами и делало страшное разрушительное дело.
Рекламу произведениям "просветителей" делали масонские ложи.
Целая плеяда более мелких писателей создала литературу, доступную
пониманию масс: памфлеты, эпиграммы, анекдоты и пр.
Для распространения масонского учения в народе употреблялись
литературные сборники, журналы, романы, брошюры, театр.
Известный клуб масона Гольбаха был главной фабрикой литературы:
"Большая часть книг того времени, направленных против религии,
нравственности и против правительства, была нашего производства, - говорит
один из членов этого клуба. - Масса памфлетов самого непристойного
содержания, направленных главным образом против королевы и сочинявшихся в
Англии, ходили по Парижу. Для распространения же противоправительственных и
противорелигиозных сочинений в среде народа существовала целая система и
делалось это через посредство школьных учителей и особых разносчиков,
странствовавших по деревням".
Движение, приведшее к свержению монархии, было создано
искусственно.
Франция, по сравнению с царствованием Людовика XV, достигла
расцвета.
Экономическое положение страны стало улучшаться: промышленность
развивалась. Король Людовик XVI не только не покровительствовал
аристократии, но он не особенно любил аристократию и отдавал предпочтение
третьему сословию.
Французы были ревностными католиками и сохраняли верность,
преданность и любовь к своему королю.
Л. де-Понсен в своем замечательном труде: "Тайные силы революции"
пишет:
"Революция 1789 года не была ни самопроизвольным движением против
"тирании" старого порядка, ни искренним порывом к новым идеям свободы,
равенства и братства, как это хотят нас заставить верить. Масонство было
тайным вдохновителем и в известной степени руководителем движения. Оно
выработало принципы 1789 г., распространило их в массах и активно
содействовало их осуществлению".
Посвященные в тайну великого заговора против французского
королевства знали о революции и высказывались по этому поводу совершенно
открыто за несколько лет до наступления "великого события".
В 1760 г. масон Руссо писал:
"По моему мнению, невозможно, чтобы великие монархии
просуществовали долго. Мы приближаемся к кризису, к веку революции".
В 1762 г. масон Вольтер писал к маркизу де Шевален:
"Все, что я теперь вижу, разбрасывает семена будущей революции,
которая неминуемо должна случиться, но которой я не буду уже иметь
удовольствие быть свидетелем. Свет до такой степени распространился, что от
малейшего случая может произойти взрыв. И вот будет славное крошево. Как
счастливы молодые люди. Каких штук они не насмотрятся".
Все события революции были задуманы, организованы, детально
разработаны и приведены в исполнение масонами.
Король Людовик XVI был окружен врагами. Деятельность министров
короля была планомерным ослаблением монархии. Мальэрб, Тюрго и Бриэнн
приложили к этому все старания. Монморэн и Неккер дополнили работу
предшественников и своими действиями увеличили шансы революции.
Фридрих Великий Прусский, будучи сам крупным масоном, знал
прекрасно людей, окружавших короля и высказывал свое подозрение и
недоверие:
"Я, - писал он в июле 1776 г. Вольтеру, - представляю себе Людовика
XVI, как молодую овцу, окруженную старыми волками, он будет очень счастлив,
если от них ускользнет".
Только тогда, когда Неккер подал уже в отставку король увидел, что
он продан и предан своими министрами, и что отныне он весь в руках Лафайета
и Мирабо.
Активную роль в заговоре против французской монархии играли
иллюминаты.
В 1776 г. в Германии образовался Орден Иллюминатов. Основателем его
был Адам Вейсгаупт, профессор канонического и естественного права в
университете в. Ингольштадте в Баварии.
Основными идеями этого ордена были совершенствование человеческой
личности и уничтожение злоупотреблений, проникших в социальную организацию.
Иллюминаты стремились уничтожить все стеснения человеческой личности,
освободить народы от тирании принцев и духовенства и деспотизма семьи.
Программа деятельности иллюминатов, составленная самим Вейсгауптом,
заключалась в следующем: "Все члены этого общества, заветную цель которого
составляет всемирная революция, должны незаметно и без видимой
настойчивости распространять свое влияние на людей всех классов, всех
национальностей и всех религий; должны воспитывать ум в одном известном
направлении, но делать это надлежит в глубокой тишине и со всей возможной
энергией".
Адам Вейсгаупт рекомендует: "заботиться, чтобы журналисты не
возбуждали сомнений насчет наших писателей".
"Необходимо также сделать наши принципы модными, дабы молодые
писатели распространяли их в обществе и, таким образом, помимо своей воли
служили нашему делу".
"Необходимо также, чтобы приобрести приверженность пылких голов,
горячо проповедовать всеобщие интересы человечества".
"Каждый из нас должен обязаться осведомлять наших старших о
должностях, службах, выгодах и иных почестях, которыми мы можем
располагать, или которые мы можем получать путем рекомендаций, чтобы наши
старшины получали т. о. возможность замещать эти должности достойными
членами нашего ордена, служа им порою, дабы незаметно видоизменять
окружающий мир".
"Сильных мира сего необходимо окружить легионом людей неутомимых,
направляющих всюду дела по предначертаниям ордена".
В достижении поставленной цели Вейсгаупт считал все средства
дозволенными и допустимыми.
"Они (иллюминаты), - говорит Мирабо, - копировали орден иезуитов,
но ставили перед собою диаметрально противоположные цели".
Самым радикальным средством являлось приобретение господствующего
влияния в обществе, получение членами ордена общественных должностей и
захват власти в государстве в свои руки. После тщательной подготовки на
смену невидимой власти явится открытая сила ордена, которая всех приведет к
покорности.
"Тогда, - поучает своих последователей Вейсгаупт, - вяжите руки
всем сопротивляющимся, уничтожайте, душите зло в корне. Давите всех, кого
вы не сумели убедить".
Вейсгаупт объединил все разрушительные силы революции.
В 1784 году в Вильгельмсбадене состоялся всеевропейский масонский
конгресс, на котором иллюминаты играли выдающуюся роль,
На конгрессе среди других решений была предрешена смерть Людовика
XVI и Густава III Шведского.
Разработав там план действий, масонство активно взялось за дело.
В Париже к началу революции организовалась и энергично действовала
в духе Вейсгаупта группа иллюминатов, к которым принадлежали самые видные
деятели революции, как например, Мирабо, Робеспьер и другие.
Выборы в Генеральные Штаты Франции были организованы масонством.
Однотипные наказы составлялись масонами: большинство наказов одинаково
требовало постоянного народного представительства и конкретных
преобразований. Во всех этих наказах содержались жалобы на злоупотребления
старого режима и проекты реформ в духе масонской просветительной философии.

Застрельщиком неповиновения указу короля был брат Мирабо, который в
революции занимал выдающее положение. Вне стен Национального Собрания
масонство организовывало для беспорядков улицу.
Возникли бесчисленные народные комитеты, работы которых
передавались прямо в "Комитет Великого Востока", откуда они уже поступали
для исполнения венераблям провинции.
По мере развития событий, члены масонских лож из тайников выходят
на открытую арену. Они группируются в революционные комитеты и секции.
Под клубы захватываются храмы, алтари служат трибуной демагогов.
Внутри масонских лож организуется своя армия. Первый революционный
легион национальной гвардии был составлен по предложению Савалет де ЛєАнж,
государственного казначея и одного из главных вождей масонского ордена.
Взятие Бастилии 14 июля 1789 г. было результатом обширного
масонского заговора.
Детали, которые дает г. Бард, не оставляют на этот счет никакого
сомнения:
"13 июля в 11 ч. утра заговорщики собрались в церкви При-Сен
Антуан. На повестке - отвод войск, организация милиции. Председательствует
Дюфур из Ложи "Великого Востока" и Вильнев из ложи "Умеренность".
На следующий день, в момент когда все подготовлено для нападения,
революционный комитет посылает открыть ворота и сдаться. В первую депутацию
- входят: четыре депутации к губернатору с предложением от Этис де Косни,
масон; де Ветлой, масон; де Бильфорд, масон.
Нападением на Бастилию руководили масоны; среди них Моретон де
Шабрильян из ложи "Невинность".
После того, как крепость была захвачена, комитет, уведомивший
Национальное Собрание об этом подвиге народа, составляется с участием
масонов де Гаран, де Кулон, де ля Фертье, де Марильон".
Ненавистная Бастилия пала под ударами "восставшего народа", глазам
которого представилось удивительное зрелище - 7 находившихся там уголовных
преступников - этих несчастных жертв "кровавого деспотизма короля".
Взятие Бастилии послужило сигналом к открытому выступлению. Париж
превратился в лес топоров, штыков и копий.
Восстание охватило и провинцию. Подстрекатели и агенты были
разосланы масонским центром в Париже по всей стране и повсюду сеяли
тревогу, страх и призывали народ именем короля к насилиям и грабежам. Народ
поднимали на восстание при помощи наглого обмана. В Бургундии было
напечатано и расклеено, в виде обязательного постановления, следующее: -
"По приказанию короля с 1 августа по 1 ноября разрешается поджигать все
замки и вешать всякого, кто против этого что-нибудь скажет".
Через масонские ложи распространялись неправдоподобные и волнующие
слухи, через них же устанавливалась связь по всей стране и собирались
денежные средства. Масонами распускались слухи о разбойниках, сжигающих
жатву, убивающих женщин и детей, о нашествии во Францию англичан, савояров,
немецких ландскнехтов и т. п. При отсутствии телеграфа эти слухи
распространялись по всей стране в 36 часов и создавали панику среди самых
широких слоев населения. Это - явление станет понятным, если принять во
внимание, что к началу революции во Франции во всех концах государства
существовало уже 282 ложи и подготовка всех революционных событий была
делом их дружной работы.
Депутаты, приглашенные для поднесения королю челобитных, вдруг
превратились в полномочных представителей нации, которая отбросила все свои
исторические учреждения и принялась заново устраивать государственный
порядок.
В руководство братом Лафайет предложена была "Декларация прав
человека и гражданина", произведение чисто масонского происхождения.
По мнению масонского писателя Нис "в осуществлении этой идеи
решающую роль играло масонство, и что различные пункты деклараций
представляют ничто иное, как начало и предписания масонских организаций...
С этой точки зрения поучительны некоторые места.
"Национальное Собрание, гласит этот документ, признает и объявляет
в присутствии и под покровительством Верховного Существа следующие права
Человека и Гражданина:
Пункт 1. Люди родятся и живут свободными и равноправными.
Социальные различия могут быть основаны только на общей пользе.
Пункт 2. Цель всякой политической ассоциации - сохранение
естественных, неотъемлемых прав человека. Права эти: свобода,
собственность, безопасность и сопротивление гнету.
Все это является лишь подтверждением масонского девиза: "Свобода,
равенство и братство".
"Декларация прав человека" провозгласила принцип равенства народа в
государстве и право народа в случае притеснения властей оказывать им
сопротивление.
Конституцией 1791 г. были уничтожены привилегии, проведены во всех
учреждениях выборное начало и принцип разделения властей.
Собрание захватило в пользу государства недвижимое имущество церкви
и приступило к "гражданскому устройству церкви".
В Законодательном Собрании главную роль играла и давали направление
всем его работам представителя партии Жиронды Верньо, Бриссо и Кондорсэ,
которые были масонами.
10 августа 1792 г. пала монархия, король Людовик XVI был заключен
под стражу и провозглашена республика. Начинается эра беспощадного Террора,
т. е. уничтожения всех элементов, недовольных революцией.
Идеологом и практиком системы ужасов выступил масон Дантон, который
считал необходимым дать выход "народному гневу". По его распоряжению, как
министра юстиции, тюрьмы наполнились священниками, родственниками
эмигрантов и вообще подозрительными лицами. 2 сентября шайка исступленных
злодеев проникла в тюрьмы и начала поголовное избиение "изменников" и
"аристократов", не разбирая ни возраста, ни пола, ругаясь над жертвами,
устраивая пьяные оргии. Кровавая вакханалия длилась 2, 3 и 4 сентября на
глазах у властей. Толпа неистовствовала, не только не встречая никакого
противодействия, но получила полное одобрение Дантона, который по поводу
кровавого погрома изрек: "Народ расправился". При полном попустительстве и
сочувствии властей революционного масонского правительства было истреблено
1500 человек в Париже, и затем волна террора прокатилась по провинции.
После "Сентябрьской резни" и созыва Конвента по предложению масонов
над королем был организован суд.
Это был не суд, а заранее обдуманное и решенное убийство.
Смертный приговор над Людовиком XVI был вынесен помимо желания
большинства членов Конвента, только потому, что среди голосовавших
оказалось четырнадцать подставных лиц, нарочито введенных под видом его
членов. При всем том смерть короля была решена большинством одного голоса.
По поводу этого преступного голосования Конвента при участии
посторонних наемников темной силы, историк Г. Ленотр приводит следующее
показание члена "Инсуррекционной комиссии" Горэ:
"По чьему распоряжению были приняты все эти предостережения,
касающиеся голосования, мне неизвестно. В совете об этом никогда не было
речи и я всегда думал, что какая-то тайная и могущественная партия
действовала в этом случае без ведома мэра, который на этом же совете,
однако, председательствовал. Такими средствами достигнута совершенная 21
января 1792 г., под охраною невиданного до того дня стечения войск, казнь
короля в городе, где из 80.000 постоянных жителей, не нашлось бы и 2.000
желавших смерти монарха, но где за то были люди, более тридцати лет
совершавшие в ложах символическую казнь над манекеном Филиппа Красивого".

Король не потерял своего высокого достоинства и умер честным и
чистым патриотом со словами:
"Дай Бог, чтобы моя кровь пролилась на пользу Франции!"
Невинная жертва короля не остановила народ от безумия.
Террористы неистовствовали. Революционный трибунал, который был
свободен от требований закона и руководился только "революционной
совестью", работал неутомимо.
Жертвам рубили головы усовершенствованным "гуманным способом" на
гильотине, "гениальном" изобретении доктора Гильотена, который как и все
вообще "великие" деятели "великой" революции, принадлежал к братству
вольных каменщиков. На гильотине погибла королева Мария Антуанетта и герцог
Орлеанский-Эгалите, несмотря на то, что он отказался от своего титула и
подал в Конвенте голос за казнь Людовика XVI.
Масоны не могли простить измены герцогу Орлеанскому за сделанное
последним разоблачение масонства.
Дело в том, что в декабре 1792 г. герцог Орлеанский Филипп Эгалите
сложил с себя звание Великого Мастера, пост которого занимал свыше 20 лет и
о причинах своего ухода поведал нижеследующее:
"Я поступил в масонство, которое явилось для меня залогом
равенства, в такое время, когда никто не мог предвидеть нашей революции,
точно также поступил я в парламент, который я считал олицетворением
свободы. Но с тех пор пришлось мне оставить эти мечты и обратиться к
действительности. Не зная из кого состоит "Великий Восток" я считаю, что
республика особенно при самом своем возникновении не должна терпеть ничего
скрытного, никаких тайных обществ. Я не хочу иметь более ничего общего с
неизвестным мне "Великим Востоком", ни с собраниями масонов".
Этим заявлением принц признал, что, занимая более 20 лет самый
высший пост Великого Мастера "Великого Востока", он ничего не знал и был
послушным и слепым орудием чужих тайных целей и желаний. Такое разоблачение
не могло пройти ему даром. Его лишили сана, принадлежавшего ему в
масонстве, изломали в его присутствии меч, а потом отрубили голову.
Масоны-революционеры по захвате власти заботились прежде всего об
ограблении государства и богатых людей в пользу своего и черни, а потом
открыли гонение не только против духовенства, но и против христианства и
христиан.
Робеспьер положил начало новой эре введением на место христианства
нового культа почитания Высшего Существа и торжественно праздновал во главе
Конвента его освящение.
Новоявленный пророк ставил задачей перевоспитание общества при
помощи террора в духе новой религии и новой нравственности.
Велась открытая кощунственная пропаганда против христианства. В
честь "богини разума" в соборе Парижской Богоматери устраивали оргии.
"Весь революционный праздник в честь богини разума, - говорит Макс
Думик в своей книге "Тайны франкмасонства", - совершался по масонским
ритуалам: одеяние же "первосвященника", каковым являлся Робеспьер, было
одеянием "жреца" иллюминатов".
Анархия и произвол революционеров и усталость народа привели к
власти Наполеона. Своим возвышением Наполеон обязан масонству и еврейству.
Масонство временно возвысило Наполеона и оно же его свергло н бросило на о.
Св. Елены, в качестве преступника. История Наполеона была периодом
настоящего процветания масонства. В то время под властью "Великого Востока"
оказалось 826 лож и 337 капитулов. В 1807 г. Великим Мастером был Иосиф,
король Сицилии и Неаполя, его помощниками были принцы Камбасерес и Мюрат; в
числе высших должностных лиц фигурировали маршалы: Келлерман, Массена,
Ланн, Ожеро, Лефевр, Сервью, Брюн, Мортье, Сульт, статский советник Симеон,
министр общей полиции Фуше, великий судья Ренье, генеральный прокурор
кассационного суда Мерлен и т. д.
Масонство возвысило Наполеона, как орудие пропаганды масонских
принципов.
"Оно, - говорит Л. де-Понсен, - поддержало Наполеона, который в
конце концов оказывал услугу масонству, распространяя революционный дух по
всей Европе. Он с достаточным основанием заявил: "Я освятил революцию и
ввел ее в законы, повсюду, где я вводил мой гражданский кодекс, я щедро
сеял свободу". Одним словом Наполеон для Европы был тем, чем была революция
для Франции". Но тайные общества резко повернулись против него, когда он
обнаружил желание восстановить в своих интересах стойкое, консервативное
самодержавие".
Французская революция, направленная против религии и церкви, против
королевской власти, как божественного установления, против старых традиций
привела к отделению церкви от государства, ограничению конституцией
самодержавной власти и космополитизму.
Восторжествовали масонские принципы "Свобода, Равенство и
Братство".
Масонство одновременно с национальной революцией ставило своею
конечной целью революцию интернациональную.
В 1775 г., перед "Великой" французской революцией, масонское тайное
общество иллюминатов разрабатывало план мирового масонского государства.
"Князья и нации исчезнут с лица земли, - говорится в одной из
инструкций иллюминатов, - и раса человеческая сделается единой семьей!"
Эту же мысль о "братстве народов" и об их интернациональном
объединении еще в 1790 г. развивал брат Мирабо: "Если мы желаем руководствоваться в нашем поведении тем, что в
конце концов непременно наступит, то уже теперь мы можем дать сигнал к
подготовке этого будущего признанием прав наций и братства всех; нам вовсе
не надо совещаться о войнах и союзах, потому что не будет ни деспотов, ни
рабов; не имея врагов Франция не будет нуждаться и в союзниках. Уже недалек
тот момент, когда свобода, господствуя над новым и старым светом, выполнит
стремление философии - очистит человечество от преступлений, войны и
провозгласит мир всего мира. Тогда страсти отдельного человека больше не
запятнают уз братства, которое должно связать воедино все правительства и
всех людей; тогда будет заключен союз всего человеческого рода".
Революция английская 1648 г. и французская 1789 г., направленные
против христианской церкви, закончившиеся убийством королей, беспощадным
террором варварством и даже рабством, которое ввел изувер Кромвель, названы
великими.
Открытые враги христианства в лице английских вольнодумцев и
французских энциклопедистов названы великими философами и признаны
основоположниками современной демократической государственности.
Пятиконечная масонская звезда стала высшим идеалом жизни, во имя
которого обезумевшее человечеством отвергнув Бога и Христа, устремилось в
царство крови, лжи и порока.

@темы: статьи для обсуждения

---

[tes3m]

В связи со следующим изображением, которое было помещено на сайте www.saint-just.net/ как портрет Сен-Жюста в виде какого-то мифологического героя,

смотреть

 EleonoreD написал(а): ( в моём дневнике)
- это фрагмент картины "La Justice et la Vengeance divine poursuivant le Crime"



- и не совсем понятно, почему Сюзанна решила, что это изображение Сен-Жюста - особенно учитывая артикли женского рода у обеих аллегорических фигур

(взято на Réunion des musées nationaux.

Впрочем, там есть у Прюдона еще вот такой Аполлон


Но что если Прудон рисовал эту аллегорическую фигуру с набросков, сделанных им с Сен-Жюста? Мне кажется, есть сходство. www.saint-just.net/art/jules/001.jpg
Кроме того, на изображении, показанном мне Florelle в виде аллегории философии представлен Руссо, а философия тоже слово женского рода по-французски.

Впрочем, это лишь предположение и , возможно, нет никакой связи между Сен-Жюстом и аллегорической картиной .

---

Немного информации

[rosarosa]

Этот пост будет немного информативного характера. Хотелось бы вспомнить все поле действия ВФР в хронологическом порядке. Для этого предлагаю воспользоваться этой таблицей. Я здесь, к примеру, нашла много интересующих меня фактов.www.hronos.km.ru/1789fr.html